– А ведь таким строем можно драться как один человек! – сверкая глазами, возбужденно сказал Тохучар.
– Даже лучше, – согласился Чиркудай и добавил: – В юрте, я не командир. Здесь мы равны. Я там командир, – он мотнул головой в сторону выхода: – Так что в юрте не спрашивай разрешения: хочешь что-то сказать – говори.
– Я понял, – облегченно вздохнул Тохучар и, поковыряв мясо в котле железным штырем, недовольно буркнул: – Долго варится.
Через неделю отряд Чиркудая научился моментально строиться и рассыпаться по степи десятками, поворачивать по команде направо и налево, разворачиваться, не ломая порядка. Поделившись на два отряда, нукеры в строю налетали друг на друга, вооружившись палками вместо сабель. Чиркудай показал им приёмы боя на коне. Научились оттеснять десяткой десятку. Рассекать группу соперников надвое. Уходить в степь, заманивая за собой погоню, и, стремительно оборачиваясь, нападать.
Лучше всего науку конного боя усваивал Тохучар, которого азартно старались копировать остальные. Тренировочные бои с Чиркудаем проигрывали все. В сотне он был лучшим бойцом. Спешившись, Чиркудай успевал обороняться от троих противников, и это вызывало уважение. Его авторитет стал непререкаем.
Чиркудай ввел свою систему приказаний поднятой вверх рукой, не похожую на китайскую. И еще он стал применять свисток уйгурского шпиона, звук которого был слышен даже при грохоте сотен копыт. Свистком отдавались команды к атаке, к отходу или развороту.
Каждые три дня Чиркудай отсылал одного нукера с докладом к Темуджину. Назначенный им гонец расстраивался, что посылают именно его: так всем хотелось воевать странным и удивительным для степняков образом. Нередко нукеры возмущенно кричали, требуя не делать перерыва на обед. А Тохучар сказал за всех, что во время боя обеда может не быть. И Чиркудаю пришлось отказаться от строгой системы питания, принятой у китайцев.
Однажды, наблюдая за рубкой пучков хвороста с хода, которым придали вид человека, Чиркудай сквозь грохот копыт, расслышал топот чужих коней. Он оглянулся и увидел подъезжавших к их небольшому стойбищу троих нукеров в ойратской одежде. Тренировка приостановилась. Воины тоже заметили незнакомцев. Но Чиркудай подал рукой условный знак, приказывая продолжать занятия, а сам направился к приехавшим, которые спешились около юрт.
Да, это были ойраты, дружественное племя. Чиркудай поздоровался с ними и соскочил на землю.
– Готовитесь? – улыбнулся один из них, показывая на мечущихся среди чучел из хвороста всадников.
Чиркудай молча кивнул головой.
– Меня зовут Некун, – представился ойрат.
Чиркудай назвал свое имя. Двое других гостей уселись в десяти шагах, не мешая им разговаривать. Некун незаметно поманил Чиркудая в сторону, подальше от отдыхающих товарищей, и Чиркудай сразу почувствовал, чью волю выполняет ойрат.
– Ляо Шу сказал, что скоро, – прошептал Некун, когда они прошли шагов тридцать.
Чиркудай нервно помахал нагайкой и недовольно бросил:
– Сейчас не то время. Мы собираемся идти на белых аратов.
– Мы тоже пойдём, – спокойно заметил Некун. – Я еду в свое племя, возьму верящих мне людей. Хочу самостоятельно присоединиться к Темуджину. Со своими не пойду. У меня есть сто двадцать надежных людей. Они пойдут со мной, – он помолчал и добавил: – Это произойдет после войны с южанами.
Чиркудай покосился на него и тяжело вздохнул. Некун понял его молчание и стал объяснять:
– Я не знаю, что задумал Ляо Шу, но я ему верю. А тебе я передал только то, что он мне сказал.
– Ты служишь ему? – спросил Чиркудай.
– Нет, – усмехнулся Некун: – Отрабатываю долг, – он понял вопросительный взгляд Чиркудая и рассказал: – Два года назад я откочевал от своего племени на пастбище с женой, сыном, двумя братьями, матерью и отцом. У нас было сто баранов, пять лошадей и один конь. Белые араты напали ночью и увели нас к себе, хотели продать чжурчженям. Ляо Шу выкупил меня. А позже выкупил у них мою жену, сына и мать. Отец умер у белых аратов. Братьев они зарубили.
Я жил в Ляояне больше года. Учился воевать, как твои воины, как ты. Я видел тебя там, но ты меня не помнишь. Я плохой воин: рубиться могу, но стреляю плохо, а драться совсем не умею.
Потом Ляо Шу отпустил меня, дал серебра на баранов и коней. Сейчас я живу в своем племени с женой и двумя сыновьями. Мать умерла.
– Я понял, – негромко сказал Чиркудай и спросил: – У вас есть еда, кумыс?
– Есть, – коротко ответил Некун. – Мы остановились немного отдохнуть. Сейчас поедем дальше. Это мои родственники, – он показал головой на двоих нукеров, разминающих затекшие ноги.
– Хорошей вам дороги, – сказал Чиркудай традиционную фразу, чувствуя внутри неприятный холодок. В уме он обругал себя за детские мечты: ну разве можно было надеяться на забывчивость Ляо Шу! Чиркудай чувствовал, что все произойдет так, как задумал железный китаец.
Некун поблагодарил за доброе пожелание, подошел к своему коню и, усевшись в седло, неожиданно вспомнил: