— Отлично. Значит, должны еще жить люди, которые там работали. Вы знаете кого-нибудь?
Оба задумчиво нахмурились и покачали головами.
— Тетя Лори, — крикнула Ханна. — Можно тебя на секунду?
— Конечно, милая.
Лори подошла и принесла с собой ароматное облако духов и кофе. Без лишних слов она наполнила наши чашки до краев.
— Чем я могу помочь, дорогая?
— Ты знаешь кого-нибудь, кто работал на старом заводе?
Лори прижала пальцы к губам и выдохнула, затем втянула щеки и медленно покачала головой.
— Прости, ничем не помогу. Завод закрыт так давно, и все, кто приходит мне на ум, уже умерли.
— Может, Фрэнк кого-то знает? — спросил я.
— Может. Пойду позову его.
— Не надо, мне как раз нужно размять ноги.
Я направился к стойке, обошел ее и посмотрел в дверной проем. Маленькая кухня сияла чистотой, нигде не было ни пятнышка. Белый фарфор и поверхности из нержавеющей стали сверкали под ярким светом. Я даже вспомнил типичную комнату для вскрытий. Только здесь пахло на порядок лучше. Из маленького радио тихо доносилась какая-то песня в стиле кантри. Фрэнк стоял у раковины и чистил сковороду. Он был довольно крупный, лысый, с красным лицом. И он явно любил готовить.
— Фрэнк, — окликнул его я. — Можно вас на минутку?
— Конечно.
Он вытер руки и подошел. Я представился, и мы пожали друг другу руки через дверной проем.
— Чем могу помочь?
— Вы знаете кого-нибудь, кто раньше работал на нефтеперерабатывающем заводе?
Он медленно покачал головой.
— К сожалению…
— Вы уверены? Совсем никого?
— Никого не могу вспомнить.
— Понятно. Спасибо!
Я почти уже вернулся за стол, как Фрэнк выкрикнул:
— Эй, Лори, а Элрой Мастерс еще жив?
— Насколько я знаю, да, — ответила она и кивнула. — Да, он работал на заводе. Ему сейчас должно быть уже за восемьдесят.
40
Элрой Мастерс жил на Хортон-стрит, на южной окраине города. В выцветшем полосатом халате и шлепанцах, он открыл дверь и подозрительно оглядел нас троих, переводя взгляд слева направо, как будто в лупу рассматривал строчку из книги.
— Иеговы что-то зачастили последнее время, — наконец вымолвил он.
— Мы не свидетели Иеговы, мистер Мастерс, — ответила Ханна.
Элрой взглянул на нее так, как будто в последний раз видел женщину много лет назад. Или впервые увидел множественный пирсинг, гвоздик в носу и футболку с «Маршем смерти».
— Неважно. Какую бы религию вы ни продавали, мне она не нужна. Я дожил до сего дня без Иисуса в сердце и уж как-нибудь дотяну оставшиеся мне годы без его вмешательства.
Я засмеялся.
— Удивительно, что вас здесь с такими речами молния не ударила.
— Что же вы тогда продаете, если не религию? — сощурил он глаза на меня.
Тэйлор достал жетон.
— Шерифское управление.
Элрой поднял руки вверх.
— Ладно, ладно, сдаюсь. Это я убил Кеннеди. Странно, что вы так долго меня искали.
Я опять засмеялся. Мне нравился этот старикан. Ему было хорошо за восемьдесят, но держался он феноменально. Он отлично соображал, голубые глаза еще горели юношеским огнем. Его кожа загорела даже больше, чем у Джаспера Моргана, и была похожа на крокодилью. Складывалось впечатление, что вселенная закидала его всем, чем могла, но он умудрился остаться победителем.
— Нам нужна ваша помощь в одном расследовании. Могли бы мы войти?
— Конечно. Проходите. Не сказать, чтобы у меня каждая минута была расписана.
Он развернулся, и мы прошли за ним по коридору. У него была пружинящая походка, и передвигался он так, как будто был на пару десятилетий младше. Мы оказались в маленькой гостиной, в которой не было ремонта с восьмидесятых годов. Грязные выцветшие обои отслаивались по краям. В доме пахло обедами из микроволновки, и его давно нужно было проветрить.
Элрой сел в единственное кресло и жестом указал нам на диван, на котором помещалось только двое. Тэйлор и Ханна сели, а я подвинул журнальный столик к креслу Элроя и поставил на него лэптоп. В дверном проеме появилась пожилая женщина. Она могла быть старше Элроя, а могла быть и младше. Сказать точно было невозможно. Ее движения были скованны, она двигалась как люди, больные артритом.
— Ты почему не сказал, что у нас гости, Элрой?
Она поглубже запахнула свой домашний халат и пригладила седые волосы.
— Вы должны извинить моего мужа, он совершенно не воспитан. Меня, кстати, зовут Ронда. Вам принести что-то из напитков?
— Кофе и два кусочка сахара, пожалуйста, — ответил я.
— Мне то же самое, спасибо, — сказала Ханна.
Тэйлор отказался, и Ронда ушла на кухню.
— Итак, чем я могу помочь? — спросил Элрой.
— Вы работали на старом заводе.
— Десять лет, пока он не закрылся.
— Кем вы работали?
— Я работал в охране.
— То есть вы должны хорошо знать территорию.
— Каждый сантиметр как свои пять пальцев.
Я хотел было обрадоваться, но не смог. Двадцать лет — огромный срок, и память — не камень, а, скорее, нечто текучее, особенно в таком преклонном возрасте. И мы то и дело заполняем провалы в памяти ложными воспоминаниями. Вы могли бы поклясться, что ковер в родительском доме был синий, а на самом деле он коричневый. И стейк в ваш двадцать первый день рождения был не стейком, а бараниной.