Ханна почти улыбнулась. На лице у нее сохранялось серьезное, строгое и взрослое выражение, не соответствующее ее годам.
— Барбара Гэллоуэй что-то знает, Уинтер.
— Да, я знаю.
— Окей, — произнесла она, ударяя каждый слог и вливая в них ударную дозу сарказма. — Если это так, тогда какого черта мы здесь сидим? Почему мы не у нее, пытаясь узнать, что она скрывает?
— Потому что она умрет, но секрет не выдаст. На кону ее будущее и будущее ее детей.
Ханна выдохнула следующую дозу саркастического «окей».
— Поправь меня, если я не права, но разве ты не профи по выбиванию из людей нужной информации?
— И что ты предлагаешь? Вооружиться плоскогубцами? Вырвать ей зубы? Угрожать детям?
— Нет, конечно.
— Не так все плохо, Ханна. Барбара много чего раскрыла, сама не понимая этого.
— Что, например? У меня сложилось впечатление, что разговор контролировала она.
— Это ошибочное впечатление. Единственная возможность выбить из нее информацию — создать у нее ощущение, что она на коне.
— То есть ты там играл роль? Извини, не верю, — замотав головой, сказала она.
Я усмехнулся.
— Хорошо, что ты узнал?
— Мы теперь знаем, что Сэм и правда что-то скрывал, и это что-то было настолько важным и страшным, что Барбара Гэллоуэй предпочла бы, чтобы ей ногти вырвали, но не раскрыла бы тайну. Плюс мы знаем, что это что-то настолько важно и страшно для убийцы, что он решил его сжечь.
Ханна пожала плечами, покачала головой и презрительно фыркнула — все эти три действия она совершила одновременно.
— Ты же профи, неужели это все, что ты можешь выжать из той беседы? Если мы не знаем, что же это за секрет, каким образом нам поможет все то, что ты наговорил?
— Ты слишком много полицейских сериалов смотришь. Большинство преступлений раскрываются маленькими шажками, а не гигантскими прыжками. Моменты внезапных озарений в реальной жизни случаются не так уж часто. Зато в ней много маленьких движений. До поездки к Барбаре мы подозревали, что Сэм мог что-то скрывать, теперь же мы знаем это наверняка. Мы наконец-то напали на след, это большой шаг вперед.
— Ладно, давай вернемся и выбьем из нее этот секрет.
Я улыбнулся, узнав в этом импульсивном порыве старую добрую Ханну.
— Это не поможет. Не расскажет она.
— Арестуй ее и допрашивай, пока она не расколется.
— Это могло бы сработать. Только вот убийца — коп, поэтому я совершенно не хочу, чтобы она приближалась к участку. Мы знаем, что у Барбары есть необходимая нам информация, но мы не можем ее получить, не разбудив убийцу, а раз мы не знаем, кто он, то лучше ей к участку не подходить. Он уже ведет себя непредсказуемо.
Я не стал углубляться в последнюю часть утверждения, в этом не было необходимости.
— Ханна, если бы была возможность выбить информацию из Барбары, мы бы ей воспользовались.
— Ну должен же быть способ!
— Его нет, — покачал я головой.
Лори принесла еду очень вовремя. Мой уровень сахара упал, и я с ума сходил от голода. Кроме банана, который Ханна заставила меня съесть перед поездкой к Дэну Чоуту, я ничего не ел с завтрака. На тарелке Ханны лежал сэндвич на тосте, а на моей — гамбургер и двойная порция картошки. Лори сунула поднос под мышку и отступила на шаг.
— Что это, тетя Лори? Я ничего не заказывала.
— Я заказал за тебя, — сказал я.
— Я не голодна.
— Тебе нужно поесть, милая, — вставила свое слово Лори. — Тебе нужно поддерживать силы.
— Ладно.
Лори не стала говорить то, что она собиралась, бросила на меня беспокойный взгляд и ушла. Я взял пригоршню картошки и засунул в рот.
— Как ты можешь есть в такой момент?
— Я не обедал, и мне нужно есть, — пожал я плечами.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Голоданием Тэйлору не поможешь, и чувства вины у тебя не уменьшится.
Ханна хотела еще что-то сказать, но я выставил вперед руку и остановил ее.
— Я ем, — сказал я и взял гамбургер.
60
Я ел и старался не думать о расследовании. Гипотеза, что убийца не был маньяком, меняла абсолютно все. Мне нужно было отстраниться, очистить мысли и взглянуть на дело свежим взглядом. Я смотрел из окна и углубился в воспоминания.
Одно из них настойчиво приходило мне на ум. Я старался отделаться от него, но оно никак не уходило. Ханна тоже смотрела в окно, не притронувшись к еде. Возможно, она тоже углубилась в воспоминания, и, если это было так, я надеялся, они были светлыми. Но смысла себя обманывать не было. Скорее всего, она сидела в тюремной камере, где вместо стен было чувство вины, и избивала себя до полусмерти. Или же мыслями она была на заводе, вспоминала, каким мы обнаружили Тэйлора, и жалела, что не могла поменяться с ним местами.
Навязчивое воспоминание снова настигло меня, и я ему поддался. Я был ребенком, мне было восемь-девять лет, и мы с отцом были в лесах. Мы охотились за оленем, выгнали его на открытое место и были готовы сделать выстрел. С трех сторон его окружали старые деревья, и олень казался очень маленьким. Мы лежали на животе, в грязи и опавших листьях, еле дыша.