Джеймс Миранда Барри

Я рассматривал восстание как неизбежное следствие рабства. Эти люди хотели того, чего страстно желают все униженные и оскорбленные: свободы, права жить в мире на своей земле. На всех страницах истории не найдется рассказа о тирании, который не закончился бы сопротивлением и бунтом. Одно неотступно следует за другим, как пыль, поднятая ветром. По-видимому, мои политические симпатии были известны в Монтего-Бей, поскольку несколько раз горожане плевали в мою сторону и называли меня белым негром.

Повстанцы ворвались в Монпелье, как только я уехал оттуда. У меня есть основания полагать, что это не было простым совпадением. Ополчение, выбравшее более окольный путь через тростниковые заросли, столкнулось с повстанцами на подступах к усадьбе. Они потеряли день, и, хотя им удалось нанести противнику определенный урон, они все же отступили в направлении Монтего-Бей, захватив с собой Эдварда и Ньютона. Восстание распространилось в горы, густой дым горящих плантаций затянул солнце тонкой пеленой. Все поместья в долине Большой Реки были преданы огню. Люди восставали повсюду в провинциях Вестморленд и Сент-Элизабет. До самой Саванны-ла-Мар дороги были неприступны – их захватили повстанцы. Свобода была на устах у каждого, кто мог держать саблю.

Через несколько недель мы узнали, что некоторые рабы остались верны своим хозяевам и пытались защитить их жизнь и собственность. В сущности, на белых вообще нападали крайне редко. Конечно, все это произошло на Рождество, и многие плантаторы с семьями уехали из своих поместий. Рабы, которым не хватило смелости присоединиться к бунтарям, просто исчезли в буше, опасаясь гнева со стороны своих. Так поступили люди Эдварда.

Но это все было еще впереди.

Ополченцы были бессильны остановить разрушение поместий и мародерство. Мы защищали город как могли; вот-вот должен был прибыть сэр Уиллоби Коттон со своими войсками. Горожане ужасались слухам о жестоких расправах и зверствах разраставшегося бунта.

Самыми распространенными ранами были порезы, нанесенные мачете. Тем, в кого попала пуля, обычно уже нельзя было помочь. В госпитале мы работали посменно, чтобы принять всех раненых, стекавшихся в город. Эдвард был подавлен неизвестностью: он ничего не знал о судьбе своего имения и своей возлюбленной Гекубы. Несколько дней он беспробудно пил и разгуливал по главной улице, сунув за пояс два мушкета. Сомневаюсь, что он смог бы попасть в цель, попадись ему навстречу отряд из отчаявшихся бунтовщиков. Ньютон пребывал в религиозной убежденности, что все потеряно и земля наша во власти дьявола. Он целыми днями молился в той самой церкви, где мы слушали пламенного черного проповедника, ставшего, по слухам, одним из вождей восстания.

Войска из Кингстона прибыли к концу недели, и, наблюдая, как в гавань входит военный корабль с пушками наготове, мы уже не сомневались в исходе этого кровавого эпизода в истории острова.

Была выпущена следующая прокламация:

НЕГРЫ!

Вы восстали с оружием в руках против своих господ.

Злонамеренные лжецы сказали вам,

что Король освободил вас.

Именем Короля объявляю, что вас ввели в ЗАБЛУЖДЕНИЕ.

Все, кто будет пойман среди повстанцев,

БУДЕТ БЕЗОГОВОРОЧНО ПРЕДАН СМЕРТИ.

Вы не можете сопротивляться войскам Короля.

Всем, кто добровольно сдастся, исключая главарей

и зачинщиков бунта,

БУДЕТ ПОЖАЛОВАНО ВЫСОЧАЙШЕЕ ПРОЩЕНИЕ

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА.

Всех, кто будет упорствовать,

ЖДЕТ ВЕРНАЯ СМЕРТЬ.

Я думал тогда – и считаю сейчас, – что сэр Уиллоби Кот-тон был человеком гуманным и просвещенным. Но действовали законы военного времени, и никто не учел ретивость ополчения. Когда войска вступили на сожженные тлеющие поля, они часто стреляли в любого негра, попавшегося им на пути, не разбираясь в его биографии и намерениях. Все негры были потенциальными бунтовщиками и заслуживали смерти в назидание прочим. В тех имениях, с которых, по всей видимости, начался бунт, порки и массовые казни были особенно бесчеловечны, карали там часто без суда. В Монпелье, куда я вернулся во вторую неделю декабря, обнаружились изъеденные червями трупы двух мужчин, которых я оставил беспомощно лежать в лазарете. Каждый из них, будучи не в силах двигаться, был убит выстрелом в голову с близкого расстояния. Тело Элизабет лежало на некотором расстоянии в буше. Она явно пыталась бежать, но ей дважды выстрелили в спину.

Эдвард бросился вон, с искаженным от бешенства серым лицом, – он отправился жаловаться командиру бригады на бессмысленные зверства. Но остальные белые остались равнодушны к его рассказу, считая, что он направляет свой гнев не в то русло. Все черные – потенциальные бунтовщики. Сами напросились.