Джейн Остен расследует убийство

Джейн задается вопросом, не отвлекает ли мать себя от скорби по Джорджи, планируя следующее поколение Остенов. Боже, помоги Джеймсу, если это так.

Он краснеет, отхлебывая чай.

– Успокойся, мама.

– Скажите, как Джонатан и Софи смотрелись вместе? – спрашивает миссис Остен.

– Такими же самодовольными, как всегда. – Генри одаривает Джейн дразнящей улыбкой. – Вообще-то нам с Элизой показалось, что Джонатан слегка оживился, когда танцевал с тобой, Джейн.

– Ты танцевала с Джонатаном?! – Глаза миссис Остен округляются. – О, какая жалость, что Софи завоевала его первой. Тебе бы очень хорошо жилось в Дин-хаусе.

– Мама! – Джейн вздрагивает. Если Джонатан действительно пошел в своего распутного отца, возможно, он соблазнил мадам Ренар во время учебы в Брюсселе, оставив ее с разбитым сердцем и ребенком в животе, когда вернулся в Англию. Несомненно, такой небрежный подход к морали исключает его из списка потенциальных женихов, даже по меркам матери Джейн.

Миссис Остен накрывает руку Джейн своей. Пальцы у нее длинные, прохладные и слегка мозолистые от того, сколько времени она проводит в саду.

– Но только подумай об этом, дорогая. С таким мужем, как Джонатан, у тебя никогда не закончатся чернила, бумага или сахар. Ты могла бы нанять целую армию нянек, которые помогали бы растить ваших детей. И тебе, конечно, не пришлось бы пачкать руки в крови, сворачивая шеи цыплятам.

С другой стороны, возможно, ее мать можно было бы убедить закрыть глаза на внебрачные связи богатого зятя. Даже Джейн видит в этом привлекательность. Действительно, было бы блаженством посылать в Бейзингсток за новыми бутылочками чернил, вместо того чтобы искать ингредиенты и делать их самой.

В холодном утреннем свете Джейн признает, что управление школой-интернатом для девочек стало бы пыткой – не говоря уже о том, чтобы постоянно быть привязанной к собственным детям завязками передника. Она обожает маленькую Анну, но очень ценит моменты спокойствия в своей жизни. Всякий раз, когда она надолго оказывается в компании, Джейн жаждет уединения в своей гардеробной, где она может очистить разум от домашней рутины, проводя пальцами по черным и белым клавишам фортепиано и выводя четкие строки слов на пустой странице.

– Спасибо, мама. Твоя точка зрения понятна.

– Я бы не была так уверена в богатстве Харкортов, – замечает Элиза.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Джеймс. – Это одна из самых состоятельных семей во всем Хэмпшире.

– Я далека от того, чтобы строить предположения о состоянии их дел… и я бы не хотела провоцировать какие-либо слухи… но сэр Джон почти весь вечер выпрашивал у меня взаймы.

Несмотря на протесты, ясно, что кузина Джейн в своей стихии. Какой позор, что ее пребывание при дворе короля Людовика XVI было коротким!

– Неужели? – удивляется Джеймс.

– Это правда. – Генри кладет обе руки на стол. – И он был очень настойчив. Мне пришлось вмешаться и сказать ему, чтобы он оставил Элизу в покое.

Джеймс бросает тост на тарелку.

– Но зачем сэру Джону мог понадобиться заем?

– Сказал, что хочет куда-то инвестировать, – продолжает Генри. – У него самого нет свободных средств, но он пообещал получить впечатляющую прибыль для Элизы.

– Как нагло с его стороны. Ты ведь не согласишься, правда? – Джейн содрогается при мысли о том, что сэр Джон попытается наложить свои распухшие пальцы на остаток состояния ее кузины. Могут ли денежные проблемы объяснить, как в чулане Харкортов нашли мертвую женщину?

Элиза смеется, но невесело:

– Как будто у меня есть выбор. Как ты знаешь, значительная часть моего состояния в буквальном смысле утонула во Франции.

Капитан де Фейлид использовал приданое Элизы для орошения своего поместья, но, поскольку он был признан виновным в государственной измене, Французская республика конфисковала недавно возделанные сельскохозяйственные угодья, а это означает, что Элиза вряд ли получит какую-либо отдачу от своих инвестиций. К счастью, мистер Остен отказался выдать все деньги Элизы, так что она сохранила хотя бы часть из десяти тысяч фунтов, завещанных ей необычайно щедрым крестным Уорреном Гастингсом[49].

Генри сжимает пальцы в кулак и ударяет им по столу.

– Ты получишь все обратно. Мы подавим это восстание, восстановим в мире надлежащий порядок – даже во Франции. Тогда Гастингс унаследует все, что должно принадлежать ему по праву.

– Конечно. – Элиза натянуто улыбается. – Но до тех пор я намерена быть крайне осторожной с теми средствами, которые у меня остались. Я стану законченной скрягой и буду экономить каждый пенни, чтобы устроить жизнь моего дорогого мальчика.

Она щекочет Гастингса под подбородком, когда тот тянется за ломтиком ее тоста.

– Очень мудро, дорогая. – Миссис Остен сжимает предплечье Элизы, и они обмениваются натянутыми улыбками.

Мистер Остен хмыкает в своем кресле.

– Моя дорогая племянница, боюсь, ты последний человек на земле, которого можно считать скрягой. Твое представление о бережливости заключается в том, чтобы выпивать за ужином одну бутылку шампанского вместо двух.