Джейн Сеймур. Королева во власти призраков

Джейн и Генрих бок о бок скакали верхом по зеленым аллеям Кента, а она размышляла о том, что в этой поездке для инспектирования оборонительных сооружений Дувра короля должна была сопровождать Анна. Джейн вспомнила вечер, когда объявили об отмене визита. Никто тогда не предполагал, что Анну вот-вот арестуют.

Королеву так тяготило чувство вины, что великолепные соборы Рочестера и Кентербери пролетели мимо смутной чередой башен, шпилей и витражей. В Дуврском замке Джейн ничуть не обрадовали витражи с изображением ее символического феникса, созданные королевским стекольщиком взамен старых. В ту ночь они с Генрихом опять предавались любви, и после этого настроение у нее улучшилось. Король тоже немного воспрял от тоски и печали, и возникло легкое подобие праздничной атмосферы.

Кромвель из Лондона сообщал Генриху обо всех текущих событиях, гонцы без конца сновали туда-сюда.

– Елизавета вырастает из платьев, – заметил король, подняв глаза от письма.

Они стояли на зубчатой стене Главной башни Дуврского замка, выстроенной на высокой скале, а под ними расстилались воды Английского канала.

Джейн отошла подальше от парапета, придерживая рукой капор, потому что дул сильный ветер. Он стегал ее по лицу вуалью.

– Она, наверное, быстро растет, – сказала Джейн.

Думать о потерявшем мать ребенке ей было еще тяжелее, чем о самой Анне.

– Кромвель разберется с этим. Управляющий двором Елизаветы позволяет ей каждый день обедать и ужинать за главным столом, а леди Брайан этого не одобряет. Но я так распорядился. Может, она и бастард, но все равно моя дочь.

– Мне говорили, она очень смышленая девочка.

– Может быть, даже слишком, – откликнулся Генрих. – На следующий день после смерти матери она спрашивала управляющего, почему ее теперь называют леди Елизавета, а не леди принцесса. А ей еще нет трех лет!

Сердце Джейн обливалось кровью от жалости к малышке.

– И что он ей ответил?

– Он проинструктировал леди Брайан от моего лица, чтобы та сказала Елизавете, что ее мать отправилась на небеса. Она еще слишком мала, не стоит отягощать ее юный ум подробностями. Скоро она все узнает, бедняжка. Анне следовало бы подумать об этом.

Джейн не могла представить себе, что почувствует Елизавета, когда ей сообщат о судьбе матери.

– К счастью, Мария испытывает особую привязанность к Елизавете, – говорил между тем Генрих. – Теперь мне кажется, отправка ее на службу к Елизавете была здравой идеей. Кто не проникся бы добрыми чувствами к такому славному, милому ребенку? – (Эта сестринская любовь, которая расцвела вопреки всем преградам, казалась невероятной.) – Мария окрепла и на этой неделе отправится в Хатфилд. Она пишет, что ее сестра в добром здравии и со временем еще порадует меня. Мария шлет нам обоим пожелания здоровья и называет вас доброй матушкой.

Это согрело сердце, приятно было видеть и то, что привязанность Генриха к младшей дочери ничуть не ослабла в связи с падением Анны Болейн.

Генрих смотрел на массивные крепостные валы, окружавшие замок, и вдруг сдвинул брови:

– Мне пришлось распорядиться, чтобы Елизавету не выпускали из дому. Ходят разные слухи и спекуляции о том, что она не мой ребенок, а ее отец – Норрис. Не хочу, чтобы эти сплетни донеслись до ушей девочки, так же как и разговоры о судьбе ее матери. Так что лучше ей пока не покидать своих покоев и гулять под присмотром в личном саду.

– Это очень мудро, – заметила Джейн.

Генрих кивнул:

– И еще я позаботился, чтобы при ее дворе было больше людей серьезных и возрастом постарше. А то вокруг нее слишком много молодежи.

– Вы считаете, они легкомысленны и несерьезно относятся к морали?

Пауза, один удар сердца.

– Я помню молодых людей, которые смеялись и флиртовали с Анной в ее личных покоях. И смотрите, к чему это привело! Елизавета – дочь своей матери, не только моя. Она уже кокетничает. Ее нужно отучить от этого. Вот почему я хочу, чтобы ее окружали более взрослые, опытные люди. Пусть внушат ей идеи добродетели и целомудрия.

Джейн стало еще сильнее жалко Елизавету. Никогда ей не избавиться от позорного клейма дочери Анны Болейн.

Когда в августе у Джейн начались месячные крови, Генрих с печальным видом вздохнул и сказал:

– Ну что ж, по крайней мере, вы сможете поехать на охоту вместе со мной.

Бо́льшую часть месяца они провели на свежем воздухе, гоняясь за дичью по широким лугам и пестревшим солнечными пятнами рощам в долине Темзы. В один день чета подстрелила двадцать оленей.

Это должно было вернуть Генриху душевную бодрость, но он продолжал горевать по поводу кончины Ричмонда, перечеркнутых надежд на наследника и переживал из-за Маргарет Дуглас. Однажды вечером король грузно опустился в кресло Джейн и посмотрел на нее полными жалости к себе глазами.

– Что случилось? – спросила она и поспешила обнять его.

– О Джейн! – простонал Генрих. – Я устал нести на себе весь этот груз. Кажется, я старею. И сомневаюсь, что нам удастся завести детей.

– Ерунда! – Страх сделал Джейн резкой. – Вы в самом расцвете сил, мне это отлично известно! Не падайте духом. Выпейте немного вина и пойдемте в постель.