Джейн не хотелось верить в то, что говорил ей Генрих, она просто не могла принять его слова. Все эти шокирующие открытия пришлись как-то очень кстати. Может быть, в монастырях и творились какие-то греховные дела, но сколько их придумали порученцы короля?
Она ничего не ответила. Значительная часть этих денег тратилась на нее. Это была как будто плата за грех.
И вдруг все прекратилось.
Чума! Джейн слышала, как дамы в панике повторяли это слово, и у нее едва не остановилось сердце. Тут же вспомнилась страшная эпидемия потливой лихорадки; прошло восемь лет, но живые и страшные картины того, что тогда творилось, мигом всплыли перед глазами Джейн, сразу пришли на память Марджери и Энтони, которых сразила болезнь в пору цветущей юности. Смерть, страдания… Но главное – уберечь бесценный плод, который она носила в себе.
И тут явился Генрих – буквально вломился в дверь с бледным от страха лицом.
– Дорогая, в Лондоне чума. В такую жаркую погоду зараза будет распространяться, как лесной пожар. Ради безопасности мы переезжаем в Виндзор. Нам нельзя испытывать судьбу.
Давно уже при дворе не паковали вещи с такой поспешностью. Придворные носились туда-сюда, собирая пожитки и приводя лошадей. В конюшнях толклась целая толпа людей. Генрих орал, отдавая приказы, без конца торопил всех и приходил в ярость от нетерпения. Джейн радовалась, что ее не мучает тошнота, как некоторых других женщин. Она чувствовала себя хорошо, может быть, немного усталой, только разум ее обуял страх из-за чумы. Ей было просто необходимо, чтобы этот ребенок родился живым и здоровым, и Джейн заторопилась в Виндзор. Скорее бы, скорее.
Наконец сборы были закончены, и они выехали. Джейн лежала в носилках, повязав вокруг рта и носа платок для защиты от инфекции, как распорядился Генрих. Стояла жара, пыльные дороги были изрезаны колеями. Она подумала, каково приходится людям, оставшимся в душном, смрадном городе, где мертвецов не успевают хоронить, потому что могильные ямы наполняются быстрее, чем их роют. И врачи ничего не могут поделать. Люди вынуждены сидеть за закрытыми дверями, сжимаясь от страха и изнывая от беспросветной тоски.
Какое Джейн испытала облегчение, когда вдалеке показалась круглая башня Виндзора, а потом и весь массивный замок, который доминировал над всей округой. Как приятно было улечься наконец в своих апартаментах и потеряться в огромной постели с шелковыми занавесками и балдахином из золотой и серебряной парчи. Когда вечером Генрих пришел к Джейн, он сообщил, что эту кровать изготовили для его матери. Он был теперь гораздо спокойнее, чем утром.
– Вашу коронацию придется отложить, дорогая, – продолжил король, – я назначил ее на воскресенье перед Днем Всех Святых.
– Надеюсь, чума к тому времени сойдет на нет, – отозвалась Джейн.
– Я молюсь об этом, – поддержал ее Генрих. – А теперь, моя милая, отдыхайте.
Джейн крепко закрыла глаза, не смея глядеть во тьму: вдруг
Шапуи попросил о встрече с Джейн. Они прогуливались по Северной террасе и любовались впечатляющим видом сельских красот; разнообразили картину возвышавшиеся неподалеку шпили колледжа Итон.
– Что-то беспокоит ваше превосходительство, – сказала Джейн.
– Вы не ошиблись, мадам. – В добрых глазах посла отобразилась боль. – Это закрытие монастырей – оно не только безнравственно, но и катастрофично для жителей Англии. Множество монахов и монахинь оказались изгнанными в мир с крошечным содержанием. И теперь те, кто приходил на помощь бедным и больным, зависят от своих бывших прихожан или благотворителей. Если раньше монастыри давали приют нищим, бродягам, теперь их бывшие насельники нередко сами вынуждены просить подаяние.
Не такую картину рисовал ей Генрих. Он кормил ее банальностями или вообще не предвидел последствий своих действий? А может, это Шапуи преувеличивал, потому что, как и она сама, всеми силами души противился роспуску монастырей?
– Приходским служащим придется нелегко, – продолжил он. – Люди говорят, они уже напряжены до предела, а число тех, кто приходит за помощью, все растет.
Джейн вспомнила длинные очереди ожидавших милостыни нищих в Бедвин-Магне.
– Уже становится очевидным, что кое-где они не справляются, – сообщил ей Шапуи. – Ваша милость, нужно что-то делать. Люди обозлены и возмущены. Они протестуют против закрытия монастырей и отмены старых религиозных традиций. Святые места оскверняют! Запрещено искать чудеса, больные и умирающие лишены всякой надежды. – Он в отчаянии покачал головой, этот добрый, честный человек.
– Король говорит, что монастыри пришли в упадок.
Джейн решила, что ее долг – выказать лояльность к Генриху. Она не хотела, чтобы ее вовлекали в дискуссии о религии и политике.