Джейн Сеймур. Королева во власти призраков

Елизавета бо́льшую часть времени оставалась в своих апартаментах. Джейн иногда навещала малышку и играла с ней. Так же поступали Мария и леди Солсбери, которую девушка считала почти что второй матерью. Как приятно было видеть, что Мария радуется переменам, произошедшим в ее судьбе, получает удовольствие от новых нарядов, которые заменили ее старые, изношенные платья, и тратит вдруг появившиеся деньги на благие дела, а также вознаграждает тех, кто проявлял к ней доброту. Наконец-то она жила, как подобает жить в двадцать лет юной леди королевских кровей: охотилась, играла в карты, танцевала, музицировала и смеялась над выходками своей новой шутихи Джани.

Генриху остроты Джани тоже были по душе. Однажды вечером она насмешила его едва ли не до слез.

– Боже, шуткам этой женщины нет цены! – сквозь смех проговорил король.

– Что получится, если скрестить сову и каплуна? – спросила Джани, упиваясь восхищением своего соверена.

– Скажи нам! – приказал Генрих.

– Петушок, который не спит всю ночь! – Шутиха осклабилась.

Все снова засмеялись, но Мария выглядела озадаченной.

– Думаю, она не поняла шутки, – тихо проговорила Джейн. – Кажется, она совершенно невинна в отношениях с мужчинами. И не знакома с пошлостями.

– Не могу в это поверить, – ответил Генрих.

Когда шутиха закончила свои дурачества и слуги стали готовить зал к представлению масок, король подозвал к себе Фрэнсиса Брайана. Тот был в костюме Тезея и собирался на битву с Минотавром, хотя все равно напоминал сатира.

– Фрэнсис, королева утверждает, что моя дочь совершенно невинна, но я не могу в это поверить, – сказал Генрих. – Потанцуйте с ней. Проверьте для меня, насколько она целомудренна. Используйте слова, от которых она может покраснеть.

– Сэр, это злая шутка! – мягко упрекнула его Джейн.

– Ничего с ней не случится, – беспечно ответил король. – Не будьте слишком грубы, Фрэнсис.

Брайан усмехнулся и отошел, чтобы занять свое место среди масок. Когда начались танцы, Джейн увидела, как он поклонился Марии и вывел ее на площадку. Девушка улыбалась и держала себя грациозно. Похоже, никакие его слова не обижали ее.

Вскоре после этого Брайан вернулся к королю.

– Не могу в это поверить, – пробормотал он. – Я спросил леди Марию, не хочет ли она посмотреть на мой мерный ярд, потому что он впечатляет. Она ответила с полным простодушием, что не знала о существовании таких вещей в комнатах придворных и хотела бы взглянуть на него, но лучше приведет с собой своих дам.

– Фрэнсис, вы негодяй! – воскликнула Джейн.

– Слава Богу, она невинна! – восхитился Генрих.

Она была не только невинна, но еще и сломлена. Страдания, вызванные Великим делом, потеря любимой матери и принуждение к покорности сделали свое дело. Джейн знала, что Мария больше всего, даже больше восстановления в правах на престол, жаждет выйти замуж и родить детей. А Генрих до сих пор не удосужился подыскать ей супруга. Королева придерживалась мнения, что все это связано с недомоганиями Марии и ее женскими проблемами, о которых девушка не могла говорить спокойно: любое упоминание о них вызывало у нее ярость и прилив жара к щекам. Даже когда Джейн спросила, не хочет ли Мария, чтобы король нашел ей подходящего мужа, и предложила поговорить об этом с Генрихом, девушка залилась краской.

– Я бастард, мадам! – воскликнула она со слезами на глазах. – Ни один принц не захочет жениться на мне, а отец едва ли позволит мне выйти замуж за простого человека. Мне придется смириться с тем фактом, что, пока он жив, я останусь леди Марией, самой несчастной женщиной во всем христианском мире.

И никакие слова не могли утешить бедняжку.

Джейн все-таки поговорила об этом с королем.

– Я подумаю, – ответил он. – Но давайте подождем рождения юного Эдуарда. Тогда я с большей радостью отнесусь к замужеству Марии, потому что ее супруг не сможет строить планы сесть на мой трон.

Джейн чувствовала себя хорошо, разве что немного усталой, а потому ужаснулась, ощутив липкость между ног. Это случилось в начале ноября за обедом.

– Прошу вас извинить меня, но у меня немного кружится голова, – сказала она Генриху.

Он сразу забеспокоился:

– Пойдите и лягте, дорогая. Дамы, помогите королеве.

Этого она и боялась. Ребенок с кровью выходил из нее. Мэри Монтигл, которая помогала ей в уборной, принесла мягкую ткань и стала утешать госпожу, пока та сидела и безутешно плакала.

Кровотечение усиливалось, начались до боли знакомые ужасные спазмы. Ближе к вечеру Джейн лежала на постели, пытаясь примириться с фактом, что ее надежды снова перечеркнуты, и готовилась сама обрушить эту новость на Генриха. За королем уже послали.

– Дорогая, мне горько слышать, что вам нездоровится, – сказал он, торопливо входя в дверь, потом увидел ее лицо, распухшее от слез, и простонал: – Нет!

На мгновение Джейн показалось, что он сейчас тоже заплачет.

– Это Божья воля, – тихо сказала Джейн, и глаза ее снова наполнились слезами. – Мне так жаль.

– Что мне сделать, дабы ублажить Господа?! – воскликнул Генрих, сжав руки в кулаки. – Этот брак чист, ничто ему не препятствует! Почему Он не дает мне сыновей?