— Фасадом она выходит на другую улицу, на Донаган-авеню, и там нет окон. Флосси права. Никому и в голову не придет, что у нас с фабрикой общий чердак. В этих старых домах сам черт заблудится. Куда только по этим переходам не попадешь!
— А Гусь ничего не выкинет, если не сможет сюда проникнуть? — спросил я. — Вы как считаете?
— Не думаю, чтобы он стал сюда рваться, — ответил Джек. — Он ведь только за мной охотится. Впрочем, он маньяк и как себя поведет — неизвестно. Вы все ждите, пока Флосси спустится вниз, а потом мотайте удочки, ну а мы с Хьюбертом наверху пересидим.
Этот план мне понравился, однако я сказал: «Я пойду с вами», чем почему-то ужасно насмешил Джека. Я никак не мог понять, что тут смешного, но он еще долго смеялся, а потом сказал: «Ладно, так и быть, пошли», после чего я взял недопитую бутылку пива и последовал за ним и Хьюбертом туда, где уже давно не было никакой фабрики по производству орехового масла.
Флосси повела нас по шаткой лестнице, по пахнущим плесенью коридорам, через сучковатую дверь в кирпичной стене уже другого здания, потом опять длинными, погруженными в кромешный мрак коридорами, по которым мы шли на ощупь, держась за руки. Когда же она зажгла наконец керосиновую лампу, мы оказались на чердаке, в большом пустом помещении с кривым, вздыбленным полом и разбитыми стеклами на окнах, через которые теперь можно было беспрепятственно дотянуться до насеста и пары трехдюймовых сталагмитов из голубиного помета, которые представляли собой отличную мишень. Из мебели в помещении имелись лишь старая армейская койка с вытертым оливковым одеялом и с подушкой без наволочки, грубо сколоченный ящик, который служил столом, да стоявший рядом с ящиком деревянный стул с прямой спинкой. Больше на чердаке не было ничего, если не считать паутины, пыли, крысиного помета и разбросанной ореховой скорлупы.
— Знаешь, Джек, — сказала Флосси, — я на этом чердаке даю, только если уж очень припрет. Простыня у меня внизу припрятана, принести?
— В другой раз, малышка, — отозвался Джек и здоровой рукой схватил ее за задницу.
— Я уже забыла, когда ты меня трогал, Джек.
— Ничего, еще вспомнишь.
— То-то же. Ой, Боже милостивый, ты только посмотри!
На стене, за спиной Джека сидела и пялилась на нас своими маленькими красными глазками громадная, величиной с зайца, крыса. Она выглядывала из дыры в стене, футах в четырех от пола, и издали казалась нарисованной. Когда на нее упал свет, мы увидели, что крыса серо-коричневая, с белой меткой на груди — писаная красавица, в жизни не видал красивее. «Если из нее сделать чучело, получится фантастический экспонат», — подумал я.
— Первый раз ее здесь вижу, — сказала Флосси.
Крыса наблюдала за нами с невозмутимым спокойствием.
— Она пришла сюда первой, — сказал Джек, опустился на койку и снял пиджак.
Флосси поставила лампу на ящик и сказала:
— Пойду спущусь вниз, посмотрю, что там делается. Пусть Делейни уходит, если хочет, а я останусь, так и быть.
— Умница, Флосси, умница, — похвалил ее Джек.
— Он никогда не найдет сюда дорогу, Джек, — сказала Флосси. — Главное, не высовываться.
— Я хочу, чтобы Хьюберт за лестницей последил. Если он спустится с лампой, его с улицы будет видно?
— Ни за что, — сказала Флосси.
Флосси взяла лампу и удалилась, оставив нас с Джеком в темноте; теперь единственным источником света были звезды и освещенное луной небо.
— В хорошеньком местечке мы с тобой оказались, — нарушил молчание Джек.
— В ногах правды нет, — сказал я и стал шарить рукой в поисках стула. — Да, местечко — что надо. Непонятно, главное, что я-то тут забыл.
— Ты псих, я всегда это знал. Достаточно посмотреть на твою шляпу.
Тут вернулась Флосси и поставила керосиновую лампу обратно на ящик.
— Я зажгла свечку и дала ее Хьюберту, — отчиталась она. — Сейчас вернусь.
Теперь к крысе присоединилась мошкара, тучи мошкары, мгновенно налетевшей на свет. Джек сел на койку. Крыса по-прежнему не сводила с нас глаз. Джек выложил на ящик два пистолета, которые дал ему Барахольщик, и из заднего кармана достал еще один, маленький автоматический, он помещался у него на ладони — тот самый, из которого он выстрелил под ноги Вейссбергу в Германии.
— С собой его носишь?
— Мы неразлучны.
— Хорошо же ты будешь выглядеть, если тебя возьмут с пушкой в кармане. Судиться не надоело?
— Слушай, Маркус, я ведь хочу в живых остаться, неужели непонятно?
— Пусть с оружием Хьюберт ходит. На то он и нанят.
— Все правильно. Как только услышу, что Гусь ушел из города, так и будет. А пока он здесь, в любой момент может начаться пальба, и придется, чтоб не сыграть в ящик, отстреливаться. Логично?
Он взял со стола «Смит энд Вессон» и протянул его мне.
— Гусь хочет прикончить меня, но стрелять он будет по всему, что шевелится. Ты уж прости, что нагнетаю, старина, но пуля грозит и тебе. Ты ведь тоже шевелишься, верно?
Он был прав. Я зарядил пистолет. В крайнем случае скажу, что подобрал его, когда мы убегали от этого маньяка.
Джек прилег на койку Флосси поверх пыльного одеяла и, помолчав, сказал: