Джек-Брильянт: Печальная история гангстера

На поминках, которые проходили в доме Алисиных родственников на Лонг-Айленде, Джек возлежал в смокинге, с печаткой, сжимая в руке четки. Родственники прислали четыре венка, а на ленте пятого, из красных роз, который приобрели в складчину я, Барахло и Флосси, значилось: ОТ ТВОИХ ДРУЗЕЙ. Окровавленное сердце восемь футов в обхвате предназначалось «Дяде Джону». Алиса же прислала сплетенный из желтых чайных роз и лилий стул высотой в пять с половиной футов, на спинке которого, на узкой марлевой ленте, двухдюймовыми золотыми буквами начертала: ОПУСТЕВШИЙ СТУЛ. НАКОНЕЦ ТЫ МОЙ И ТОЛЬКО МОЙ. ОТ БЕЗУТЕШНОЙ ЖЕНЫ.

За гроб из красного дерева, обошедшийся в восемьсот долларов, заплатил Оуни Бешеный. Когда-то Джек был застрахован профсоюзом на семьсот долларов, но компания эту страховку аннулировала. Похоронить Джека решили рядом с Эдди, на католическом кладбище «Крестный путь», однако церковь хоронить его в освященной земле не разрешила. И служить похоронную службу не разрешила тоже. Я было добился от кардинала Хейса разрешения отслужить молитву в кладбищенской часовне, однако священник в последний момент отказался, отчего все женщины ударились в слезы. В результате вместо священника молитву прочитал тринадцатилетний кузен Джека, а сотни людей, пришедшие проводить Джека в последний путь, стояли у входа в часовню под дождем.

Желтая, размытая от дождя грязь стекала в выкопанную могилу, вокруг которой столпилось, помимо членов семьи и газетчиков, не меньше двухсот человек. Кто-то из гробовщиков, с лопатой наперевес, попытался отогнать репортеров от могилы, но репортеры «стояли насмерть», и, когда гробовщик стал на них кричать, они загнали его на дерево. Джек принадлежал им, прессе.

Закончилось все очень быстро. Алиса, стоящая под густой вуалью, выговорила: «Прощай, парень, прощай» — и пошла прочь от могилы, которую начали уже засыпать землей, держа в руке красную розу, одну-единственную красную розу. Не прошло и десяти минут, как на могиле почти не осталось цветов. Растащили на сувениры.

Когда начались пятидневные гастроли Кики в Музыкальной академии на Четырнадцатой улице (НЕ ПРОПУСТИТЕ! КИКИ — БОЕВАЯ ПОДРУГА ГАНГСТЕРА!), утром, до открытия театра, в кассу выстраивалась очередь в полторы тысячи человек, и директор продал двести пятьдесят стоячих мест. «На нее идут лучше, чем на Красотку Браунинг, — говорил директор, — а на Красотку народ валом валил». Сидни Скольски писал в своем репортаже, что на премьере Алиса сидела на балконе — специально пришла поглядеть на «эту развратную девчонку (Кики было тогда всего двадцать два года), которая вертит задом под банджо и срывает аплодисменты, не упомянув Джека ни единым словечком». Но Сидни ошибался. Алиса на шоу не ходила. Прочитав в газетах про успех Кики, я позвонил Алисе, чтобы ее утешить.

— Прошло всего-то восемнадцать дней, Маркус, — возмущалась Алиса. — Он погиб всего восемнадцать дней назад, а эта вертихвостка уже выплясывает на его костях. Могла бы хоть месяц переждать.

Я посоветовал ей перестать ревновать мертвеца к Кики, но давать подобный совет гладиатору не имело никакого смысла; тогда-то я и понял, что умер Джек не до конца. Алиса уже наняла сценариста и вовсю работала над спектаклем, премьера которого состоялась ровно через тридцать пять дней после убийства Джека, на сцене Центрального театра в Бронксе. «Преступление не окупается» — такова была идея этого в высшей степени назидательного представления. В какой-то момент Алиса поднялась на сцену, остановила вооруженное ограбление, разоружила гангстера и сторожила его, угрожая ему его же собственным пистолетом, пока не приехала полиция, после чего вышла на авансцену и обратилась к зрителям: «С такими, как эти, и пяти центов не заработаешь. Единственный способ разбогатеть — это жить честно и по средствам». Что не могло не вызвать в памяти то время, когда сама Алиса за полгода жизни в Акре умудрилась положить на свой счет в банке восемнадцать тысяч долларов. Трогательная забывчивость, не правда ли?

Обе, и Кики, и Алиса, отправились со своими представлениями на гастроли, показывая их в варьете и в кафешантанах у Мински, чем привели в бешенство многих актеров, в том числе и братьев Маркс.[82]«Стыд и позор, черт возьми! — отозвался о четырехмесячном контракте Кики Граучо. — А ведь сколько актеров сидят без работы. За те деньги, которые получает она, можно было бы сколотить профессиональную труппу, нанять людей, которые знают свое дело, не то что эта гангстерская подстилка!»

Обе дамочки ездили по одним и тем же большим городам — и обе шокировали города поменьше. Алису не пустили в Пейтерсон, Кики выставили из Аллентауна; Алису — за то, что она хотела преподать зрителям урок морали, Кики — потому что она покусилась на священные узы брака. И на что только падок зритель? Ах.