Перед нами стояла задача собрать информацию о пропавших. Узнав, что мы поляки, женщина расплакалась и рассказала о депортации военнопленных. Это было, по ее словам, в январе 41-го. Конвой грузил в эшелон большую толпу истощенных людей в польской форме. Выяснилось: их отправляли на угольные шахты Воркуты. «Мой муж должен быть там», – уверяла женщина. Фамилия значилась в нашем списке; оставалось найти поезд. У кого бы мы ни спрашивали, никто ничего не знал, а в лагерях, которые мы проверили, полностью обновился состав заключенных.
Прошло довольно много времени, как вдруг один офицер из нашей группы поиска напал на след эшелона. В ожидании, когда мне дадут возможность увидеться с Меркуловым, я разговорился с лейтенантом НКВД. Он не сразу вспомнил, а вспомнив, подтвердил сказанное той женщиной, но уверял, что поезд не достиг пункта назначения – сильный буран завалил рельсы снегом, и после нескольких попыток двинуться вперед он остановился. «Русская зима, – развел руками лейтенант. – И пленные, и конвой – все погибли». Когда я спросил о количестве пленных, он четко ответил, что в эшелоне находилось 1649 человек, в основном офицеры. Следует учесть, что наша беседа происходила в разгар весны. Возник вопрос: а как же поезд? Так и стоит без движения на рельсах, с мертвецами внутри?..
В лагере мне нередко приходилось видеть умирающих от голода и лишений людей. Не нужно было обладать особым воображением, чтобы представить себе описываемую картину.
«Нет, конечно, – снисходительно, как ребенку, ответил лейтенант, – движение на железнодорожной ветке продолжается». На этом он оборвал разговор.
Несколько раз я сталкивался с историей о перевозке пленных польских офицеров на барже по Белому морю. Баржу (некоторые называли две баржи) буксировал пароход, и речь шла о той же зиме 41-го. В какой-то момент буксирный трос оборвался, баржа оказалась предоставлена самой себе – вернее, Белому морю. По другой версии, трос был умышленно перерезан, а баржа – или баржи – затоплены. Более того: якобы с этой целью люди конвоя, рискуя собственной жизнью, специально открыли кингстоны, чтобы ни один пленный не мог спастись. А как же рискующие жизнью конвоиры, тоже утонули? Не могу вообразить, что мои отчаявшиеся соотечественники позволили им спастись… Одни говорили, что на каждой барже находилось 2000 человек, другие – 4000. Мой коллега записал цифру 7000. Точно так же сообщалось из разных источников, что несколько человек выплыли и бежали в тундру (?). Несмотря на всю фантастичность этой истории, здесь не было места смеху. Крупицы достоверной информации вытеснялись слухами либо обрастали такими немыслимыми подробностями, как эта последняя, где конвоиры НКВД рискуют своей жизнью, чтобы погубить тысячи чужих. Называемые цифры, круглые или подчеркнуто точные, выглядели одинаково подозрительно.
Это было неимоверно трудно – отделить крохи правдивой информации от легенд и слухов. А не могло ли оказаться так, что ворох противоречивых сведений есть не что иное, как дезинформация, намеренно насаждаемая официальными кругами? Поначалу такая мысль показалась дерзкой, едва ли не кощунственной; я не позволил бы себе прийти к такому выводу, не будь у меня за плечами Лубянки…