Джек Лондон: Одиночное плавание

В ряде советских биографий Джека Лондона утверждается, что писатель, отправляясь в турне, намеревался его использовать прежде всего для пропаганды социалистических идей. Едва ли это справедливо. В первую очередь он намеревался заработать денег. А что касается убеждений, от них он, конечно, отказываться не собирался. Дельцы из Slayton предложили хороший гонорар[198], а поскольку Лондон, как обычно, был «в долгах как в шелках», да к тому же имел грандиозные планы что-то приобрести, построить и т. д., он согласился, не особенно раздумывая. 22 октября (по другим сведениям, 18 октября) состоялась его первая лекция — в городе Лоуренс, штат Канзас, в актовом зале местной школы. По свидетельствам журналистов, собралось около пятисот слушателей. «Он совсем не был похож на типичного лектора. Вместо строгого костюма он был одет весьма неформально — в мягкую, свободного кроя блузу, схваченную у горла белым галстуком. Говорил эмоционально, но ясным голосом»[199].

К тому времени Лондон был опытным оратором. Выступления в Окленде и окрестных калифорнийских городках, в парках, на митингах, перед самыми разными слушателями, разумеется, закалили его. Но теперь перед ним была другая аудитория — американцы на Среднем Западе (откуда началось турне) и на Востоке (где продолжилось) были куда консервативнее по своим воззрениям, нежели калифорнийцы, и оратор, видимо, учитывал это. Во всяком случае, отзывы прессы были весьма доброжелательны и о скандалах не сообщали. Следовательно, их не было, хотя свою первую лекцию Лондон озаглавил «Революция». Лекция станет основой опубликованного в 1908 году одноименного очерка.

Очерк «Революция» открывается стихотворными строками:

Удел ничтожных душ — жить тем, что в вечность канет!

Вперед взглянуть не смея, они, подобно глине, Хранят следы шагов стареющего века, Как мертвую окаменелость[200].

А продолжается так:

«Я получил письмо из далекой Аризоны. Оно начинается словами “Дорогой товарищ”. Оно кончается — “Да здравствует революция!”. Отвечая своему корреспонденту, я тоже начинаю письмо словами “Дорогой товарищ” и кончаю “Да здравствует революция!”. Сегодня в Соединенных Штатах четыреста тысяч мужчин, а всего около миллиона мужчин и женщин начинают свои письма словами “Дорогой товарищ” и кончают — “Да здравствует революция!”. Три миллиона немцев, миллион французов, восемьсот тысяч жителей Австрии, триста тысяч бельгийцев, двести пятьдесят тысяч итальянцев, сто тысяч англичан и столько же швейцарцев, пятьдесят пять тысяч датчан, пятьдесят тысяч шведов, сорок тысяч голландцев и тридцать тысяч испанцев начинают в наши дни свои письма словами “Дорогой товарищ” и кончают — “Да здравствует революция!”. Все они — товарищи, революционеры. По сравнению с такими многочисленными силами мелочью покажутся нам несметные полчища Наполеона и Ксеркса. И эти силы служат революции, а не реакции. Кликните клич, и перед вами как один человек встанет семимиллионная армия, которая борется за овладение всеми сокровищами мира и за полное низвержение существующего строя. О такой революции еще не слыхала история. Между нею и американской или французской революцией нет ничего общего. Ее величие ни с чем не сравнимо. Другие революции меркнут перед ней, как астероиды в сиянии солнца. Она единственная в своем роде — это первая мировая революция в мире, где постоянно происходят революции».

Едва ли в очерке Джек Лондон воспроизвел слово в слово свое выступление — устная речь все же отличается от отредактированного печатного текста (тем более что в дальнейшем он неоднократно правился). Но, несомненно, нечто подобное услышала его аудитория. Наверняка прозвучало и такое признание: «Я революционер… я говорю и думаю о русских террористах как о своих товарищах». Признание не могло не шокировать, но, вероятно, он тут же отшутился — во всяком случае, в напечатанном варианте это есть: «что отнюдь не мешает мне быть нормальным, здравомыслящим человеком».

В отчете, который на страницах Kansas City Herald опубликовал корреспондент газеты, присутствовавший на лекции, сообщалось, что выступающий «порадовал аудиторию искрами юмора», хотя и проявил себя «яростным социалистом»; указывалась тема выступления («Революция»), обращалось внимание на то, что слушатели не остались равнодушными, — «по меньшей мере одна женщина зарыдала, когда оратор рассказывал о детском труде». Эти сведения есть в статье, и они действительно не могут оставить равнодушным. А закончил оратор примерно так же, как в скором времени завершит свою статью:

«Революция здесь. Она уже идет. Остановите ее, если сможете!»[201]