Джек Лондон: Одиночное плавание

Ирвинг Стоун, повествуя об этом периоде жизни писателя, сообщает о проблемах в отношениях между Джеком и Чармиан, о некой возникшей «трещине», об изменах Лондона[292]. Найти подтверждений этому нам не удалось (не сообщают о чем-либо подобном и другие биографы). Разумеется, никаких сведений такого рода не содержат книги жены и дочери писателя. Но это совсем не означает, что Стоун не прав. Учитывая психическое состояние Лондона, нечто подобное допустить можно. Косвенное подтверждение — стойкое сопротивление Чармиан неоднократным попыткам супруга подыскать себе секретаря. Она сдалась только тогда, когда это место занял Джек Бирнс, супруг покойной сводной сестры Лондона — Ады. Но и этот факт возможно интерпретировать по-другому: Чармиан хотела быть в курсе всех дел мужа, помогать ему, а уступила свое место лишь тогда, когда работы и в самом деле стало невпроворот: ведь Джеку необходимо было вести огромную переписку, общаться с журналистами, издателями, заниматься юридическими вопросами и прочим.

На Гавайи Джек и Чармиан отплыли только в последних числах февраля и прибыли туда в начале марта. Обосновались они, сообщает Чармиан, там же, где жили в прошлом году, «арендовав просторное старое бунгало по адресу: 2201 Кэлиа-роуд, Вайкики»[293]. В этом доме они провели безвыездно (в отличие от прошлогоднего визита) семь месяцев.

Насколько можно судить по книге Чармиан (а она, несмотря на понятную предвзятость, остается единственным источником сведений «из первых рук»), это было довольно странное существование. В отличие от прежнего посещения Джек почти не бывал на пляже, купался редко; в прошлом остались также прогулки под парусом и так увлекавшие его занятия серфингом. Вообще в главе посвященной этому отрезку их общей истории, Чармиан больше пишет о себе, чем о муже. Вспоминает о том, с каким увлечением танцевала (сообщая: «я без ума от танцев и не могу существовать без них»), а Джек наблюдал за ней, «посылая взгляды, полные обожания»; как он постоянно признавался ей в любви и клялся любить всегда и т. п.[294] «Слушать» это сентиментальное «щебетание», помня о скором уходе ее «обожаемого мужа», скажем прямо, довольно неловко и временами даже неприятно. Впрочем, и здесь, «отделяя зерна от плевел», можно выловить кусочки информации и почувствовать атмосферу, в которой жил в те месяцы Джек Лондон.

Прежде всего, легко понять, что все это время Джек находился в подавленном состоянии. Ремарки Чармиан, разбросанные по тексту «гавайской» главы, например, такие: «счастье, как он понимал его, было достижимо, всегда достижимо, но ему было и его мало»; «он был обречен оставаться неудовлетворенным, и неудовлетворение всегда жило в нем»; «казалось, он стремился убежать от самого себя»[295], — красноречиво говорят об этом. И речь здесь идет не о литературной работе, а об отношении к жизни в целом. Не удалось Чармиан скрыть и собственное непонимание, недоумение да и раздражение. Она продолжала наслаждаться жизнью и желала продолжения[296], а он — не то что не хотел этого, а просто не мог.

Уже тогда Джек начал принимать наркотики. Скорее всего, в качестве седативного средства — чтобы заснуть. На озабоченность жены он реагировал, по ее словам, так: «Ах, не беспокойся, моя дорогая… Этим я увлекаться не стану — понимаю, куда это ведет. Я хочу прожить сто лет!»[297] Впрочем, судя по всему, его мучили и боли. Вполне может быть — ревматические или, скорее, почечные — вскоре они дали о себе знать в полную силу. В очередной раз предоставим слово Чармиан:

«Поскольку я с детства страдаю бессонницей… существовало неписаное правило никогда не тревожить меня ночью. Но однажды под утро в Гонолулу я проснулась в легкой тревоге и увидела Джека с лицом, перекошенным от боли. Он стоял в дверном проеме при входе в мою комнату:

— Я вынужден потревожить тебя, дружок, — прости, — но ты должна послать за доктором. Не знаю, что это, но боль ужасная…

<…> Доктор помог Джеку — снял болевой синдром и поставил диагноз: камни в почках»[298].

Скорее всего, врач был прав — это была колика. Но другой диагноз — острый интерстициальный нефрит, — который поставят Лондону через несколько месяцев, озвучен не был.

Почечная колика случилась у Лондона в мае. С этого времени (и уже до конца) писатель живет на наркотиках. Чармиан, Ирвинг Стоун и другие биографы говорят о том, что Лондон в этот — последний — год своей жизни испытывал постоянные перепады настроения: лихорадочную активность сменяла депрессия, за которой следовало возбуждение, а потом очередной упадок сил. Очевидно, что Лондон страдал от глубокого нервного истощения. Квалифицированного врача рядом не было. Да и не любил писатель, как знаем, обращаться к докторам — разве что в самом крайнем случае.