Читаем Джек Лондон: Одиночное плавание полностью

«Самая главная и привлекательная особенность островов, — пишет Лондон, — пейзажи, их многообразие, броские и резкие контрасты на каждом шагу. Тут вертикально из океана поднимаются высочайшие горы, покрытые до самых вершин пышной тропической растительностью, а там к отвесной скале прильнул крошечный коралловый пляж, чистейший, отличающийся белизной, насквозь промытый неустанным прибоем. А здесь рельефный контур ландшафта сглаживается плодородной равниной с зеленью капусты, тутовых, банановых деревьев и плавным склоном сахарного тростника; на щедрой земле зреют батат, ананасы, сладкий картофель. А вон там гигантские утесы и наводящие страх бездонные пропасти вносят новые мотивы в ландшафт. И в каждом укромном уголке и расщелине что-то буйно произрастает. Растительность, кажется, вырывается даже из несокрушимых вулканических пород, где не видно ни грана почвы. Наверху из скал, из оснований их глубоких расщелин, бьют источники чистейшей воды, посылают далеко вниз сверкающие ледяные струи навстречу беспокойным волнам прибоя. Разбиваясь о вулканические породы теснин, они превращаются в бурлящие потоки и, устремившись в умопомрачительную пропасть, рассыпаются в воздухе и парят, словно серебристые вуали, не разрываясь, летят полупрозрачной дымкой сотни футов вниз»[75].

Впрочем, это — пусть и живописный, но эпизод. Очерк главным образом о другом — о том, какой переполох устроили моряки на острове: об анархии, пьянстве и неподчинении властям экипажей нескольких американских промысловых шхун, видимо, зашедших в гавань, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия.

Острова расположены почти в тысяче километров к югу от Японии. Оттуда промысловики уже взяли курс к исходному пункту промысла — к мысу Зримо, где берет начало Курильская гряда.

Начав охоту на котиков у южной оконечности Курильских островов, «Софи Сазерленд» (и другие браконьеры), преследуя животных, постепенно перемещалась к северу и закончила свое дело, судя по всему, в районе российских Командорских островов.

В общей сложности промысел длился три месяца. Потом, загруженные под завязку (за сезон промысловая шхуна добывала примерно три-четыре тысячи шкур), они отправились назад. И на этот раз не миновали Японию. Но теперь капитан выбрал Иокогаму — крупный порт на западном побережье страны, в 30 километрах от Токио.

Джек Лондон, разумеется, очень хотел посмотреть город (японская, да и любая иная экзотика, была для него в новинку!) и даже по возможности наведаться в столицу империи. Во всяком случае, именно о таком намерении он заявляет в «Исповеди алкоголика», но исстрадавшиеся без алкоголя товарищи (на шхуне царил «сухой закон») увлекли его на «экскурсию» по питейным заведениям. И — «мы простояли в Иокогаме две недели, — сообщает Лондон, — но все наши впечатления о Японии ограничились только портовыми кабаками». Там же, в Японии, капитан, похоже, реализовал и шкуры котиков.

Обратный путь был длительным (путешествовали все же под парусами!), но по сравнению с долгими неделями промысла («Мы охотились свыше трех месяцев, — пишет Лондон, — невзирая на трескучий мороз и сплошной туман, нередко прятавший солнце на целую неделю. Это была грубая, тяжелая работа…») не был таким уж трудным.

Месяцы, проведенные на судне, стали важным этапом в формировании личности будущего писателя. Они красноречиво подтверждают, что у него есть и сила воли, и твердость характера.

Джек Лондон вспоминал, в каком приподнятом настроении возвращался он сам, что чувствовали его товарищи, как они строили планы отдохнуть от моря, поехать к родным, увидеть отца, мать, родину…

Увы, «благими намерениями выстлана дорога в ад»… Он ждал товарищей на берегу: когда те вышли из конторы, где получили причитающееся жалованье за семь месяцев плавания, то, естественно, решили это дело отметить… Лондон смог остановиться. Остальные пили до тех пор, пока не пропили все деньги. Писатель вспоминал: «Меня спасло то обстоятельство, что у меня были родные и дом, куда я мог вернуться».

Так ли это? Конечно, «родные и дом» — «обстоятельство» серьезное. Но разве оно останавливало его в прошлом? Отнюдь. Значит, он изменился. Поменялось отношение к жизни. Пресловутая «житейская философия» стала иной — Джек уже не двигался по течению, как прежде, соглашаясь с тем, что предлагают ему ситуация и «друзья», а торил собственный курс. Пусть еще не осознанно, инстинктивно, но он уже не плыл на авось, а выбирал путь.

«Тайфун у берегов Японии» и другие события: 1893—1894

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное