Джек Лондон: Одиночное плавание

«Труд, неустанный труд! — такие слова мы встречаем в одном из его «северных рассказов». — На тропе, где даже привычные к тяжелой работе мужчины впервые узнавали, что такое труд… Подгоняемые страхом перед близостью зимы, подхлестываемые страстной жаждой золота люди работали из последних сил и падали у дороги. Одни, когда неудача становилась явной, пускали себе пулю в лоб. Другие сходили с ума. Третьи, не выдержав нечеловеческого напряжения, порывали с компаньонами и ссорились насмерть с друзьями детства, которые были ничем их не хуже, а только так же измучены и озлоблены, как и они».

В приведенном отрывке Лондон не так уж далек от реальности. Если и присутствует некоторая «драматизация», едва ли она чрезмерна. Во всяком случае, его родственник и вдохновитель вояжа Джеймс Шепард довольно скоро понял, что дорогу ему не осилить — общая усталость и проблемы с сердцем давали о себе знать[122].

Приближаясь к Чилкутскому перевалу, партнеры встретили первых «возвращенцев» — тех, кто потерпел поражение, сдался. Они рассказывали об ужасающих, почти неодолимых трудностях; о том, что все перспективные участки заняты, о голоде и болезнях, царящих в Клондайке.

Был конец августа, но на перевале лежал снег. Сотни людей, груженных поклажей, растянувшись вереницей, карабкались по обледенелому, казалось, почти отвесному склону; оскальзываясь, падали, ломали конечности — некоторые оставались на склонах навсегда. Д. Дайер описал такой случай: «Джек карабкался по тропе через перевал Чилкут и увидел пару торчащих из снега ступней. Он снял поклажу и начал копать вокруг них. И обнаружил, что это человек и он еще жив. Оказалось, что этот парень нес изрядный груз, вдруг оступился, и поклажа на плечах опрокинула его в снег вниз головой. Освободиться от лямок он не мог. Не мог кричать и подняться тоже не мог. Так бы он и задохнулся, если бы Джек ему не помог»[123]. И такие трудности в пути каждый должен был преодолевать по многу раз.

Еще до подъема в партии произошли перемены. Увидев перевал, Шепард окончательно понял, что затеянное им предприятие не для него — сердце работало всё хуже, он едва переставлял ноги. В таких условиях выживают только самые сильные — а ему не дойти и не найти свое золото. Реальность победила воображение. Он решил вернуться. Джек и товарищи отнеслись к этому с пониманием. В тех условиях это было даже благородно: уходя, он помогал оставшимся, потому что мог стать обузой и подвергнуть опасности их жизнь. К тому же все свои припасы он оставлял — взял только самое необходимое, а также деньги на обратный билет, остальные отдал Джеку.

Тот же Дайер сообщает, что буквально на следующий день в их партии снова стало пятеро. К ним примкнул старатель по фамилии Таруотер. Впоследствии, как уверяет биограф, Лондон вывел его под реальным именем в новелле «Как аргонавты в старину». Он был куда старше ушедшего Шепарда — за семьдесят, но сухой и крепкий. К тому же покорил всех умением готовить пищу и организовать быт. «Новенький» мыл золото еще в Калифорнии в 1849 году, а потому имел опыт, которого у Джека с товарищами не было.

«Старый Джон Таруотер, — пишет Лондон, — вскоре стал одной из самых примечательных фигур на Клондайкской тропе, где путникам никак нельзя было отказать в своеобразии и красочности. Тысячи людей, которым приходилось отмерять каждую милю пути раз по двадцать, чтобы на своем горбу доставить до места полтонны груза, уже знали его в лицо и, встретив, дружески называли “Дедом Морозом”. И всегда старик дребезжащим от старости фальцетом пел за работой… Три спутника Таруотера не могли на него пожаловаться. Пусть суставы его плохо гнулись — он не отрицал, что у него небольшой ревматизм, — пусть двигался он медленно, с хрустом и треском, зато он был неустанно в движении. Спать он укладывался последним и вставал раньше всех, чтобы еще до завтрака напоить товарищей кружкой горячего кофе, прежде чем они с первым тюком отправятся к новой стоянке. А между завтраком и обедом, обедом и ужином он всегда ухитрялся и сам перетащить тюк-другой груза»[124].

Таков ли был в действительности их новый партнер, или Лондон сильно его приукрасил, — сказать трудно, но его появление отмечено в дневнике Фреда Томпсона (который в рассказе выведен под именем Чарлза Крейтона, а наш герой, без сомнения, не кто иной, как «морячок Ливерпуль»).

Чилкутский перевал миновали к концу августа. От него путь лежал к берегам озера Линдеман — 15 миль. Это расстояние они одолели только к 8 сентября. Можно представить себе трудности перехода, если на 27 с небольшим километров ушло полторы недели!