Так что покатались мы так пару недель, и Себастиан выяснил, что если мать под вечер подпоить, то она и от обычной дозы снотворного отрубится. На столе за ужином появилось вино. Мне не наливали, зато у ма стакан не пустовал. Пара бокалов, и отчим помогал ей подняться в спальню. Я тогда не знал, что это может был опасно. Идиотом, короче, был. Но об этом позже. Потому что сначала случилось кое-что еще.
Лэрке обо мне все-таки не совсем забыла. Позвонила и пригласила на свой концерт. Конкурсный. Он открытым для публики оказался. В субботу 22-го ноября в 12 в Ранерсе первый отборочный тур. Ранерс — это город такой, в часе езды от нас.
— Можешь вместе с нами поехать, — предложила Лэрке. — Меня отец согласился отвезти.
— Спасибо, — говорю, — за приглашение, но не знаю, смогу ли. Я перезвоню.
Она по ходу обиделась, что я сразу не заскакал с воплями "Ур-ря!", но это же суббота. В выходные Себастиан дома. Значит, придется у него отпрашиваться. Что я и попытался сделать.
— Подожди, — отчим поставил на стол кофейную чашку, которую я ему только что притащил. Вместе со свежезаваренным кофе. — А как зовут эту твою одаренную одноклассницу?
Ну, я сказал. Блин, знал бы тогда, наврал бы, что иду на какой-нибудь факинг день рожденья. Но как я мог догадаться, что у Себастиана на Лэрке такая будет реакция? Просто шок и кома.
— Нет! — отрезал отчим, когда немного пришел в себя.
— Но почему… — начал было я.
— Нет, и ни слова больше! — его палец ткнулся мне в грудь. — А то я обеспечу тебе домашний арест на все выходные.
Вот и думай, чем ему девчонка так насолила! Ревнует, что ли? Смешно, ей-богу.
Я Лэрке позвонил, рассказал про Севин закидон.
— Может, — говорю, — ты его разозлила как-то? Ну, еще тогда, когда Джей…
Девчонка засопела в трубку:
— Разозлила? Да я с ним почти и не общалась. Один раз только, когда мы в Соммерленд ездили. Он тогда какой-то странный был, правда… Но все равно, вежливый, обходительный даже. Да с тех пор же два года прошло, Джек! Отчим твой меня, наверное, едва помнит. Слушай, а ты точно ничего не выдумываешь? — она помолчала. Ее подозрительность чувствовалась даже через мобильную связь. — Не хочешь ехать, так бы сразу и сказал. Чего за отчима-то прятаться?
— Да честно, не пускает он меня! Грозит запереть на все выходные, — взмолился я в трубку. — Я очень хочу тебя послушать, правда!
— Ладно, — Лэрке вздохнула снисходительно. — Приходи тогда ко мне. На генеральную репетицию. В пятницу после школы, окей?
Конечно, я согласился.
Я навсегда запомню ее такой. Заходящее солнце падает прямо в окно, полупрозрачная тень от занавески лежит на клавишах, которые заклинают руки Лэрке. Во мне все вибрирует, дрожит и плавится. Она кажется сотканной из лучей, как и ее легкая, но невыразимо печальная музыка. Если бы меня спросили тогда: что такое красота? Я ответил бы: вот это. Эта девушка, душа которой живет в кончиках пальцев. Не знаю, сможет ли она спасти мир, но меня — меня в тот момент она спасала. От всего страшного, горького, постыдного. Она возвращала меня к тому, кем я когда-то был, и кем желал быть. В тот миг я хотел одного — чтобы она играла вечно.
Но вот ее руки взлетели вверх последний раз и тихо легли на колени. Она посидела немного молча, словно еще переживая последнюю ноту, и повернулась ко мне. Ее глаза сияли, но в уголках губ таилась неуверенность:
— Ну как?
Я прочистил горло:
— Если ты не победишь, то я… я…
— Что, взорвешь концертный зал? — она хихикнула, но щеки довольно зарозовели.
— Перестреляю жури из калашникова, — ответил я ей в тон. — Дыщ-дыщ-дыщ! А что ты такое играла?
— Классная вещь, да? Это Глюк.
— Чего? — я нахмурился. Не всегда поймешь, серьезно Лэрке или прикалывается.
Она рассмеялась, хлопнув ладошками по бедрам:
— Ой, Джек, неужели не знаешь? Композитор такой. Австрийский. Это мелодия из его оперы "Орфей и Эвридика".
— Орфей, — я почесал ухо. — Это такой древний мужик, который играл на арфе?
Снова смешки:
— Ну да, грек. Он много чем прославился, но опера о том, как Орфей вернул из Царства Мертвых свою возлюбленную.
— Жесть. И как это ему удалось?
— С помощью своей волшебной музыки, конечно, — Лэрке провела пальцами по клавишам. — Он очаровал песней души мертвых, и они указали ему дорогу к Эвридике.
— Что, вот так просто? — я недоверчиво покачал головой. — В жизни так не бывает.
Лэрке вскочила со стула и закружилась по комнате:
— Джек, Джек, Джек! Это не жизнь — это миф. К тому же, — она остановилась прямо передо мной и сделала большие глаза, — на обратном пути из Царства Мертвых влюбленных ждали ужасные препятствия. Но главным из них было то, что Орфею нельзя было смотреть на Эвридику — иначе он потеряет ее снова.
— И что же? — я затаил дыхание. Хрен с ним, с Орфеем. Мне жутко захотелось притянуть Лэрке к себе — так чтобы ее полураскрытые нежные губы оказались рядом с моими.
— Бедная Эвридика подумала, что муж разлюбил ее, и отказалась следовать за ним. Орфей обернулся и…
— Все умерли, — мрачно закончил я.