Джек на Луне

— Ты чего тут делаешь? — говорю.

Тут ма на меня напустилась — по-русски и чуть не с кулаками:

— Женька, совсем озверел? Ты что на человека кидаешься? Поздоровайся, кофе ему предложи, или что он там пьет. Будь человеком!

Блин, и она туда же!

Томас от ее темперамента совсем в комок сжался и стал похож на дохлого паука — одни коленки торчат.

— Привет! — я плюхнулся на диван рядом с Паровозиком и понизил голос. — Чего приперся, спрашиваю?

— Я… — бедняга обрел дыхание и судорожно вцепился в белую кожу. — Поговорить.

— Говори! — я плеснул в принесенную матерью чашку кофе и сунул ему в руки.

— Что, прямо тут? — Томас заерзал, нерешительно поглядывая на ма и отчима, уткнувшегося в какую-то книгу.

Не хотелось тащить его в свою комнату, но выбора, по ходу, не было. Ма явно развесила уши, да и Себастиана в свои дела я посвящать не желал.

— Ладно, пошли.

Томас облегченно потопал за мной по лестнице, прихватив кофе. Когда дверь за его спиной закрылась, он расслабился и опустил тощий зад на мою кровать:

— Ну вы и живете! Такой домина!

Он еще вещал что-то восторженно, а я думал только о том, когда же он уйдет. Томас просто не вписывался в эту часть моей жизни, как надувной круг на рисунке со снеговиками и подписью "Найди ошибку". Слишком близко была башня. Слишком легко в картинку с незапертой дверью мог войти Себастиан.

Паровозик сидел на моей кровати, пищал гудком и ничего не замечал, а я знал, что по коридору ходит монстр — знаете, как во сне или фильме ужасов: ты не слышишь его, не видишь, но с неизбежностью сознаешь, что он там, что он идет за тобой.

— Ты за этим притащился? — прервал я трескотню Томаса. — На дом посмотреть? Что, посылка уже пришла?

— Какая посылка? — у парня глаза по пять крон, сидит, прыщи на бороде почесывает.

Я заткнулся. Мне стало тошно — от самого себя. Физически больно стало от собственной низости. От ущербности своей. Наверное, когда тебя кусает монстр, ты сам становишься таким, вроде как в фильмах про оборотней. А то, что Паровозик дальше сказал, не сделало это чувство легче.

— Я пришел попросить, чтобы ты школу не прогуливал. Не из-за меня. Не из-за такой ерунды. Какая-то глупая вышла ссора. Не знаю точно, что я такого сказал, но ты обиделся. Я не хотел тебя обижать. Правда! Поэтому извини. Вот.

— Как ты меня нашел? — пробормотал я — просто чтобы что-нибудь сказать.

— На интранете для учеников, — Томас по ходу почувствовал, что со мной что-то не то творится, и неловко крутил в пальцах чашку с кофе. — Там всех в классе адреса есть. И твой тоже. Только телефона нету, вот я и подумал…

Я отошел к окну, чтобы Паровозик не видел моего лица. Вот так просто: оставил братишку с больной матерью и пешком четыре километра протопал, чтобы перед таким уродом, как я, извиниться.

— Джек, я еще хотел предложить с математикой помочь, — не унимался Томас. — Только ты не думай, я не Медведь, я знаю, что ты способный! Просто запустил предмет. Но ты легко сможешь подтянуть! Если мы будем вместе заниматься, скажем, раза два в неделю…

— Хорошо, — оборвал я его, потому что понял — еще не много, и не выдержу. Сорвусь. Сломаюсь. — Завтра к тебе зайду, ладно? Только сейчас уходи.

Он, по ходу, услышал что-то в моем голосе, потому что встал — пружины скрипнули — и пискнул обеспокоенно:

— Джек? С тобой все в порядке?

Я растянул губы в улыбке — шло тяжело, будто механизм заржавел, — и повернулся к Паровозику:

— Все окей. Спасибо, что зашел. А теперь иди, ладно? Завтра увидимся.

Томас прижал к груди несчастную чашку, потоптался, но все-таки пошел к двери. Обернулся, уже взявшись за ручку:

— Ты не меня не сердишься больше, да?

Я покачал головой, голос меня уже не слушался. Дождался, пока шаги отбухают до последней ступеньки, оторвался от подоконника и забился за кровать. Сидел на полу — голова между коленками, руки сверху, — и ревел. Молча, но до судорог в груди. Ревел до тех пор, пока не услышал в коридоре мать — я легко отличал ее звуку. Отчим ходил бесшумно, как зверь на мягких лапах.

Метнулся к компьютеру, бросил себя на стул. Руки на клаву. Жму на что-то, сам не вижу, что.

— Жень? — ма засунула в комнату голову, забыв постучать.

Я старался дышать ртом, чтобы носом не хлюпать. Вдыхать глубоко, чтобы плечи не тряслись.

— Что же ты гостя не проводил?

Я молчал, и мать зашла в комнату, но остановилась у дверей. Спросила заботливо:

— Вы что, поссорились?

— Нет, — мне удалось наконец справиться с голосом, хотя звучал он придавленно. — Просто мне сочинение закончить надо. А вы мне мешаете. Все мешаете!

— Ладно-ладно, — мать фыркнула притворно-испуганно. — Мешаем мы ему… Пиши давай, Достоевский! — и захлопнула дверь.

Я вытер рукой глаза и тупо уставился в экран. Там на полстраницы шел, повторяясь, один и тот же текст.

"Ищи Якоба".

В субботу я заявился на кемпинг сразу после шести с хрустящей купюрой в кармане. Нет, это не отчим расщедрился. Мать пихнула мне деньги тайком в коридоре и шепнула заговорчески: "Вот, девушку свою угостишь". Девушка между тем уже меня поджидала. Увидела через стекло ресепшена и выпорхнула навстречу.