Джек на Луне

— Дурак! — крикнула Наташа ему вслед и хлюпнула носом. — И ты дурак, Джек! Такой же, как все парни! А я-то думала, ты нормальный… — она вскочила и побежала к сцене.

Я сплюнул, смял пустую банку в кулаке и попер за ней. Поймал за руку уже на хлипкой лесенке.

— Да погоди-ты! Что, так на сцену и полезешь? — я мазнул пальцем Адамс по щеке и показал размазавшуюся тушь.

— Ы-ы! — завыла она в голос.

К счастью, сцена закрывала нас от зрителей, а детские вопли и шум разговоров заглушали рев. Я тряхнул девчонку за плечи:

— Тихо ты! Музыка у вас нормальная есть?

— Ы? — всхлипнула она.

Спокойствие, Джек, только спокойствие!

— Смартфон к вашей системе подключить можно?

Адамс закивала, роняя черные слезы. Я полез на помост. Выбрал в телефоне первый попавшийся фаворит, и динамики дрогнули:

Она говорит: "Победитель не сдается,
Тем, кто сдается, победить не удается".
Она говорит: "Я создана, чтобы встретить
Все что угодно лицом к лицу".
На этот раз он готов ответить
За то, кто он есть, и гореть в аду.

Смотрю, народ на травке встрепенулся, даже малышня на батутах попадала книзу и уши навострила. Ну, повернул я бейсболку козырьком назад — ту самую, счастливую, пацанами подписанную. Вышел на середину, кедом пол ковырнул. Оргалит? Это идеально! Это воздух для моей стрелы.

Когда летишь по небу сломанной стрелой,
Трудно ударить цель, трудно забыть боль,
Когда летишь по небу сломанной стрелой,
Ты падаешь на землю, это не твой бой.
Трудно попасть на небеса, когда ты проклят.

Кончился первый трек, и я вскочил на ноги — хотел посмотреть реакцию. В общем, особо не выкладывался, так, показал пару легких трюков. Но блин, как даки торчали! Честно, мне даже пенсионеры хлопали вставными челюстями, а уж про студентов и говорить нечего — те чепчики в воздух кидали, а девчонки визжали и прыгали, тряся сиськами. Короче, всем хотелось еще, и я дал им еще. Под конец я уже не думал ни про Стэна там бухого, ни про зареванную Адамс, и про Севу гребаного забыл. Я просто делал то, что мне нравилось, делал так хорошо, как только мог. И люди понимали это. Даже те, кто терпеть не мог рэп или настоящий фанк никогда не слушал. Даже те, кто круче факинг лайн-данса в жизни ничего не видел. И они выражали это свое понимание — голосами, ладонями, свистом, кто как мог. В общем, давно я так не оттягивался, и гости кемпинга вместе со мной.

В итоге, когда Стэн влез на сцену по лесенке — воняющий пивом, с красными, как у кролика, глазками — а за ним ударник, не сразу нашедший свою установку, публика была уже разогрета до точки кипения. Как они там сыграли — не помню. Помню, что, умирая от жажды, сосал пиво на травке, а Адамс в лицах и картинах пересказывала брату, "как я их спас". Помню, что потом сосал губы Адамс, и, кажется, мы танцевали под медляк. Еще помню, что после концерта ко мне подошел Стэн и тряс мне руку, а я обнаглел и попросил у него штакет.

И наконец последнее воспоминание вечера — я с Адамс на лавочке за густыми кустами, косяк гуляет из ее рта в мой, потом косяк сменяет язык. Она говорит, что я классно целуюсь, а я просто делаю, как научил меня Сева. На вкус ее рот — как мой. Пивная отрыжка, дым, слюни. Она кладет мою руку себе на грудь. Ее ладонь ползет по моей ширинке. Я отталкиваю руку. Адамс тупит и кладет ее снова. Я снова отталкиваю.

— Я что, не нравлюсь тебе? — Наташа обиженно хлопает ресницами, заглядывает в глаза. Помада у нее размазалась, так что губы кажутся бесформенными. Будто ее долго трахали в рот.

— Не в этом дело, — говорю, и голос доносится откуда-то сверху и сбоку.

Она смотрит на меня долгим взглядом. Моя рука лежит на ее груди, как мертвая медуза.

— Джек, ты что, гей? — спрашивает она наконец.

Я понимаю, что надо ответить. Что молчание просто смертельно. Но не могу издать ни звука. Это как кошмар, где теряешь способность кричать. А потом все. Больше я ничего не помню.

Принцесса и Халк

Проснулся я оттого, что очень хотелось ссать. Еще тянуло блевать, и некоторое время я лежал с закрытыми глазами и решал, чего мне хочется больше. Потом открыл веки. Темнота, слабый голубоватый свет льется между полосок жалюзи, разрисовывая зеброй обшитую вагонкой стену. Тяжелое дыхание с ритмичными всхрапами тревожит тишину. Это не мое дыхание. Рядом со мной лежит кто-то еще. С трудом сажусь. Перед глазами все плывет. Ощупываю себя. Я целый, но голый. То есть на мне только трусы. Ощупываю кровать. Натыкаюсь на чужое тело.