Джек Ричер, или 61 час

Он пополз дальше, обнаружив, что двигаться спиной вперед легче. Толкаешься ногами, опираешься на руки, приподнимаешь и опускаешь зад, а потом все снова. И снова. И снова. Такая работа быстро его согрела. Он снял шапку и перчатки и расстегнул куртку. И стал двигаться дальше. Петерсон и Холланд последовали за ним своим способом, на корточках, переваливаясь с ноги на ногу, как утки. Оба все время оставались у него на виду. Он слышал, как потрескивают суставы. Связки и жидкости. Наверное, у Холланда; Петерсон был моложе и в лучшей форме.

Ричер добрался до прохода, развернулся, посветил фонариком вперед и увидел горизонтальный туннель, прямой, как угольный пласт, длиной примерно в сотню футов. Высота туннеля составляла пять футов и шесть дюймов, ширина почти такая же. Слева имелся проход, справа находилась бетонная полка, расположенная на высоте двух футов от пола и длиной в сто футов. Здесь дети должны были спать, догадался Ричер. Он представил, как рядом лежат спальные мешки, всего около двадцати штук. Двадцать спящих детей. Каждый в пять футов.

Однако этим убежищем никогда не пользовались, и здесь не было постельных принадлежностей или спящих детей. Сейчас на полках лежало снаряжение, привезенное по воздуху со старых авиабаз в Европе. Потребности экипажей. Сотни и сотни кирпичей с белым порошком, аккуратно завернутых в пожелтевшую вощеную бумагу; на каждом напечатана эмблема короны – обод, три зубца с тремя шариками, символизирующими драгоценные камни. Вероятно, зарегистрированная торговая марка, ныне исчезнувшая, а когда-то совершенно легитимная, работавшее по контракту с правительством предприятие под названием «Королевские лаборатории», что бы тогда под ними ни понималось.

– Невозможно поверить, – сказал Петерсон.

Пачки были сложены в стопки десять на десять, всего около ста пятидесяти стопок. То есть примерно пятнадцать тысяч штук минус те, которые отсюда забрали. В дальнем конце нескольких не хватало. Все вместе напоминало кирпичную стену, которую недавно начали разбирать.

– И это сорок тонн? – спросил Холланд.

– Нет, – ответил Ричер. – Тут около трети. Нужно искать еще два таких же хранилища.

– Сколько пачек в сорока тоннах? – спросил Петерсон.

– Около сорока пяти тысяч.

– Безумие какое-то. На улицах это стоит сорок пять миллиардов долларов.

– Налоговые доллары твоего дедушки за работой.

– Для кого это предназначалось?

– Для экипажей боевых самолетов времен Второй мировой войны. Никто из нас понятия не имеет, какой была для них та война. Ближе к концу они летали по двенадцать часов, иногда больше. До Берлина и обратно, иногда вглубь территории Германии. И так день за днем. Во время каждого полета они делали вещи, которые до них не делал никто, – с точки зрения длительности и точности работы. И каждую минуту им грозила смертельная опасность. Каждую секунду. Потери были ужасными. Должно быть, они были полностью деморализованы и охвачены ужасом, однако накопившаяся усталость не давала им думать. Они могли оставаться в воздухе только благодаря стимулирующим пилюлям.

– Но это вовсе не стимулирующие пилюли.

– То, в каком виде они их получали, зависело от офицеров-медиков. Одни принимали таблетки, другие предпочитали растворять их в воде, некоторые доктора рекомендовали вдыхать пары или использовать наркотик в виде свечей. Ну а кое-кто предписывал все четыре варианта сразу.

– Я даже не представлял…

– Обычная экипировка, вроде сапог или патронов. Как пища.

– Едва ли это было им полезно.

– У некоторых самолетов имелись маленькие проводки, припаянные к дроссельному клапану. Последние четверть дюйма. Их называли «военная поддержка». Если возникала такая необходимость, ты открывал клапан на максимум, срывал проволоку и получал максимальную мощность. Конечно, двигатель работал на пределе, что не шло ему на пользу, но это спасало тебе жизнь, а что может быть важнее? Такой же принцип и с наркотиками.

– Сколько же им пришлось пережить?

– Гораздо больше, чем мы предполагали. В Европе воздушный флот насчитывал сотни тысяч самолетов. И нужда в наркотиках была огромной. Не сомневаюсь, что я успел бы использовать не меньше своего веса до того, как завершил бы первый полет.

– И осталось так много?

– Возможно, это месячный запас. Потребность в нем исчезла, однако не сомневаюсь, что прекратить производство было непросто.

– Но почему наркотики здесь?

– Их нельзя было просто выбросить или продать. И, несомненно, не следовало сжигать. От дыма вся Европа впала бы в эйфорию.

Все молчали и смотрели на полки.

– Давайте найдем остальное, – наконец сказал Холланд.

Остальное было разделено между двумя туннелями слева. Такие же полки длиной в сто футов, те же аккуратные пачки в пожелтевшей вощеной бумаге. Пятнадцать тысяч кирпичей во втором туннеле и еще пятнадцать тысяч в третьем.

Холланд опустился на колени, сжал кулаки и улыбнулся.