Не знаю, когда именно я пришел в себя. Часы у меня в голове по-прежнему барахлили. И все же я выбрался на поверхность и обнаружил, что лежу на койке, а мои запястья и щиколотки пристегнуты к прутьям пластиковыми наручниками. Я был полностью одет, если не считать ботинок, которые исчезли. В затуманенном сознании прозвучал голос моего старшего брата. Он часто повторял эти слова, когда мы были детьми.
«Прежде чем кого-то осуждать, пройди милю в его ботинках. И тогда, если ты начнешь его критиковать, ты будешь находиться в миле от него, и ему придется бежать за тобой в одних носках».
Я пошевелил пальцами ног. Потом подвигал бедрами и сумел понять, что в карманах у меня ничего нет. Значит, все мои вещи забрали. Может быть, те ребятишки составили список и спрятали мое имущество в надежное место?
Я наклонил голову к плечу и поскреб подбородком воротник рубашки. По сравнению с тем, что я помнил, щетина заметно отросла. Похоже, прошло около восьми часов. Горилла с Национального географического канала проспала десять. Один – ноль в пользу Ричера, только они наверняка уменьшили мне дозу. Во всяком случае, я очень на это рассчитывал. Огромный примат рухнул, точно подрубленное дерево, когда в него выстрелили снотворным.
Снова приподняв голову, я огляделся и понял, что нахожусь в комнате без окон в одной из трех небольших клеток из стальных сварных конструкций, стоящих в ряд в помещении с кирпичными стенами. Глаза слепил яркий электрический свет. Каждая клетка, площадью около восьми квадратных футов, в высоту не превышала восьми. Потолок и стенки были сделаны из прутьев, пол выложен металлическими плитами, слегка утопленными на стыках, так что получился желоб глубиной в дюйм. Вероятно, для того, чтобы по нему стекали жидкости, собирающиеся в камерах. Желоб приварили к горизонтальному рельсу, который шел вдоль всех вертикальных прутьев. Болтов на полу я не заметил. Клетки никак не крепились к полу, их просто поставили – три здоровенных сооружения внутри старой большой комнаты.
Потолок в комнате был высоким и бочкообразным. Кирпич недавно выкрасили в белый цвет, но он казался мягким и старым. Есть люди, способные посмотреть на размер кирпичей и то, как они уложены, и сказать, где именно расположено здание и когда оно построено. Я не из их числа. И все же у меня сложилось впечатление, что я на Восточном побережье и что это ручная кладка девятнадцатого века. Работали иммигранты, быстро и не слишком аккуратно. Получалось, что, скорее всего, я по-прежнему в Нью-Йорке. Судя по всему, в подвале. Здесь не было сыро или холодно, но возникало ощущение некоторой стабильности температуры и влажности из-за того, что помещение находилось под землей.
Меня поместили в центральную клетку, где стояла койка, к которой я был прикован, и имелся туалет. И все. Больше ничего. Туалет окружала U-образная стена высотой в три фута. Над туалетным бачком висела раковина, и я видел кран. Всего один, значит, сюда провели только холодную воду. Соседние две клетки ничем не отличались от моей. Койка, туалет, и все. От каждой отходили три узкие параллельные траншеи, недавно залитые бетоном. Сток для туалетов и водопроводные трубы.
Две соседние клетки пустовали. Я был один.
В дальнем углу большой комнаты, там, где сходились стены и потолок, я заметил камеру наблюдения – стеклянный глаз-бусинку. Вероятно, с линзами широкого обзора, чтобы видеть все помещение сразу. Точнее, все три клетки. Наверное, где-то стояли и микрофоны, причем в большом количестве – какие-то совсем рядом со мной. Электронное подслушивание – дело непростое. Тут важна четкость, и эхо может все испортить.
Левая нога у меня немного болела. В том месте, куда попал дротик, осталась ранка и появился синяк. Кровь на брюках засохла, но ее было совсем немного. Я напрягся, пробуя надежность наручников на запястьях и щиколотках. Они не поддавались. С полминуты я дергался и боролся с ними. Нет, я не пытался освободиться. Просто проверял, потеряю ли сознание от усилий, а заодно мне хотелось привлечь внимание тех, кто наблюдал за мной при помощи камеры и слушал микрофоны.
Сознание я не потерял. В голове постепенно прояснялось, но она продолжала болеть, а от моих усилий ноге лучше не стало. Но если не считать этих мелочей, я чувствовал себя неплохо. С минуту ничего не происходило, потом появился парень, которого я никогда не видел прежде. Вероятно, фельдшер, потому что в правой руке он держал шприц, в левой – кусочек ваты, чтобы протереть мне руку перед инъекцией. Он остановился перед клеткой и посмотрел на меня сквозь прутья.
– Это смертельный укол? – спросил я.
– Нет, – ответил парень.
– А ты имеешь право сделать мне смертельный укол?
– Нет.
– Тогда тебе лучше отойти подальше. Сколько бы уколов ты мне ни сделал, я всякий раз буду приходить в себя. Рано или поздно я до тебя доберусь. И тогда либо заставлю сожрать эту штуку, либо засуну ее тебе в задницу и сделаю укол изнутри.
– Это болеутоляющее, – сообщил парень. – Анальгетик. Для твоей ноги.
– С моей ногой все в порядке.
– Ты уверен?
– Отвали от меня.