Джек лежал с закрытыми глазами, и сердце его билось так сильно, что казалось — в груди его не одно, а целая дюжина сердец.
Конечно, малый говорит правду. Разве это справедливо, что господа едят, пьют и живут в свое удовольствие, топчут мужицкий хлеб, загораживают реки, запрещают мужикам иметь свои мельницы, а когда к ним привезешь зерно, они половину берут за помол…
Время еще не пришло, говорит гость. Глупости! Вот сейчас как раз самое время заварить кашу. Дворяне сражаются во Франции; какой замок ни возьми там только дети, женщины и старики да горсточка слуг. О таком, как Друриком, и говорить не приходится — мост спускают и поднимают только для важности, а ров вокруг замка можно перейти вброд. Но даже в Рочестере, в Бёрли, в Ковенайте сейчас не больше десятка вооруженных людей. Какого же времени еще надо ждать? Да и где его искать, этого малого, когда пробьет час? Ведь никто даже не спросил его имени…
— Послушай-ка, — сказал Джек, расталкивая гостя, — а как тебя звать, а?
— Уолтер Тайлер, — ответил тот, моментально просыпаясь. — Так и спросишь Уота Тайлера,[26]
сына того кровельщика, что перекрывал церковь в Брентвуде.— Ну, все-таки, как ты думаешь, много у вас в Эссексе найдется таких, что и сейчас пошли бы за тобой? — спросил Джек шепотом.
— Да и сейчас пошло бы человек тридцать, не меньше, — ответил тот, и в темноте глаза его блестели, как у рыси.
— Считай тридцать один, — важно сказал Джек. — В кожаной куртке, с луком, с четырьмя стрелами я явлюсь к тебе по первому твоему зову.
Глава IV
Как хорошо рано утром становиться за наковальню!
Бом! — ударял Джек молотом, и далеко из-за леса кто-то отвечал:
Бом!..
Это он подал сигнал к тревоге, и из-за леса отозвался его подручный.
Бом, бом, бом! — бил он изо всех сил, и воздух вокруг гудел, как колокол.
Тогда мальчик выходил на порог и смотрел вдаль. Нет, не в сторону Друрикома, а туда, где вдалеке, как море, синел лес.
Нагретый воздух, колеблясь, поднимался над зелеными холмами Кента, и Джеку казалось, что лес, колеблясь, поднимается кверху, что это не лес, а это навстречу ему движется отряд храбрых йоменов.
«Тех самых, которые спешили французских рыцарей, — думал мальчик, вспоминая ночной разговор, — славных йоменов в зеленых куртках, с луками в руках. Тех, про которых сложили песню:
Отец вчера с вечера велел ему перебрать весь хлам в сарае и сбить ржу со старого железа, и Джек старательно выполнил эту работу. Но почему так долго спят малыши? И где это замешкалась мать?
Работая в будние дни с отцом, Джек корзинами должен был таскать уголь, раздувать мехи, подавать отцу то молот, то клещи, а малыши только завистливо следили за ним издали. После того как Филю выжгло глаз искрой, отец запретил им даже подходить к наковальне.
Но где же, наконец, вся детвора? Даже девчонок не слышно за домом.
Нужно пойти накосить травы, но этим гораздо веселее заниматься, когда за тобой топочут быстрые ножки и когда тебе помогают прилежные ручки.
Однако, прежде чем выйти из дому, необходимо взглянуть на свою сокровищницу — все ли в порядке? Не разнюхал ли о ее существовании кто-нибудь из врагов?
Джек раздвинул кусты бузины и в яме нащупал свой длинный белый лук. Сейчас не время этим заниматься, но мальчик не мог себе отказать в удовольствии подержать в руках это благородное оружие.
И вдруг, оглянувшись, он увидел, что, быстро перескакивая через плетни и канавы, к нему во весь дух скачет вся ватага: Филь, Том, Лиззи, а впереди всех маленькая Энни с развевающимися по ветру белыми волосами.
Джек вернулся к навесу и, не выпуская из рук лука, с самым озабоченным видом стал рыться в железном хламе.
— Ой, Джек! Ой, Джек! — кричала, пробегая через двор, маленькая Энни. — Ой, Джек, ты не знаешь, что случилось!
— В чем дело? — спросил Джек, на минуту теряя свой гордый вид. — Где мать?
— Ой, на дороге! Там на ослике сидит леди…
— Что ты болтаешь, что за леди?
— Мать все знает, и Филь, и Том, и Лиззи! Ей-богу, я не вру! — чуть не плача, твердила Энни. — Маленькая леди… Ругается она, как паромщик!
В это время подоспели остальные.
— Ой, Джек! — в восторге кричали они. — Иди сейчас же на дорогу! Тебя зовет леди! Ей-богу, она ругается, как паромщик дядя Эшли!
— Пусть говорит кто-нибудь один! — приказал Джек. И так как за детьми, вытирая рукавом красное, потное лицо, подходила сама Джейн Строу, он нетерпеливо повернулся к ней: — В чем дело, мать?