Джекаби. Все мистические расследования

– Мне стоило раньше попасть под арест, нам бы и комнату не пришлось расчищать.

Ветер завывал все громче, и в какой-то момент его внезапный порыв пронесся по участку. Бумаги полетели в разные стороны. Плотно прикрыв окно, грузный дежурный офицер поспешил вернуть все на место. Хоть окна теперь и были закрыты, снаружи доносился рокот урагана.

Джекаби, казалось, полностью погрузился в свои мысли.

– Помолчите минутку, – сказал он и приложил палец к губам.

Закрыв глаза, он наклонил голову набок и прислушался. Я тоже прислушалась, хотя различить хоть что-то сквозь вой ветра вряд ли было возможно.

А затем как по мановению волшебной палочки я вдруг услышала этот звук. На фоне шторма он становился все громче. Я почувствовала, как кровь отлила у меня от лица, а спину, руки и ноги словно пронзили ледяные иглы. На щеку упала капля, и я смахнула горячую слезу.

– Вы тоже его слышите? – угрюмо спросил Джекаби, перекрикивая шум ветра.

Я мрачно кивнула.

– Как печально, – выдавила я.

– Да, – сказал Джекаби. – У миссис Морриган незаурядный голос.

Когда он назвал банши по имени, окно озарила вспышка молнии, за которой не замедлил последовать гром. Я сгорбилась на скамье, качая головой и слушая плач банши – песню нашей смерти, идущей за нами в грозу.

– Хотите торт?

Туман перед моими глазами рассеялся. Полицейский с моржовыми усами держал в руках поднос с несколькими кусками праздничного торта. Он просунул один сквозь отверстие внизу моей камеры.

– Он все равно испортится, – добродушно сказал он. – И муравьи заведутся.

Джекаби едва заметно улыбнулся, когда толстяк дал торт и ему.

– Спасибо, офицер, – сказал он. – Пусть вам вернется сторицей.

Глава двадцать первая

Следующие несколько часов, во время которых штормовые ветра по-прежнему бились в стены участка, показались мне целыми днями. Мы были в полумиле от «Изумрудной арки», но плач банши не переставал накатывать на нас ритмичными волнами, как потоки воды на тонущий корабль. Я вспомнила мистера Хендерсона, который закрыл себе уши подушками: теперь этот поступок уже не казался мне безумным.

Плач, словно мощный водоворот, сбивал меня с толку и затягивал все глубже. Он то казался мелодичной песней безграничной тоски, то становился жутким визгом рожающей в муках женщины, то снова обретал мелодию. Перерыва между этими звуками не было, и чем дольше я слушала этот плач, тем больше убеждалась, что они едины. Я слышала голос матери, собственный голос и не слышала вообще никаких голосов. Ни в одном языке не нашлось бы слов, чтобы точнее передать тоску и дурное предчувствие, которые овладели мной. Других песен мне услышать было не суждено.

С огромным трудом я мысленно вернулась к полутемному полицейскому участку. Я взглянула на Джекаби, который стоял в соседней камере перед высоким узким окном и смотрел на бурю. Сколько он уже так стоял? Минуты? Часы? Все было как в тумане. Детектив казался необъяснимо спокойным.

Я плотнее запахнула грубое шерстяное одеяло, наброшенное на плечи, не в силах вспомнить, когда его получила, и подошла к Джекаби. Он дышал ровно и спокойно. Его пасмурно-серые глаза на мгновение вспыхнули, когда в них отразилась молния.

– Что вы видите? – спросила я сквозь решетку.

– Ничего, – тихо ответил он. – Просто дождь.

– Вы не боитесь? – спросила я, промокая глаза шерстяным уголком одеяла.

Он внимательно посмотрел на меня и слегка улыбнулся.

– Конечно, боюсь.

– По вам не скажешь.

– Полагаю, мне в большей степени любопытно. Я позволю себе испугаться, когда мое любопытство окажется удовлетворено, а поскольку оно будет удовлетворено, только когда я посмотрю убийце в глаза, бояться мне, видимо, придется недолго.

– А это разумно, – заметила я.

– Весьма.

Я тоже выглянула в окно.

– Значит, – сказала я, – мы оба умрем.

– Конечно, умрем, мисс Рук. Но не печальтесь. Умирают все.

– Но мы умрем сегодня.

– Да, – вздохнул Джекаби.

– Есть мысли, какого монстра нам ожидать? – спросила я.

– Мыслей у меня много.

– А выводов?

Прищурившись, Джекаби взглянул на меня. В его глазах вдруг что-то блеснуло. Безумие? Волнение? Надежда? Меланхоличная мелодия плача банши звучала в шуме деревьев, и я поежилась, смотря на этот блеск, как на красный уголек в куче остывшего пепла.

– Кое-кто возбудил мое любопытство, – признался детектив и снова отвернулся. – Это просто теория. Ничем не подкрепленные подозрения.

– Вы кого-то подозреваете? Кого?

Если Джекаби и собирался ответить, его прервали на полуслове. Ветер усилился, и плач банши стал громче. У меня по спине пробежал холодок, и даже детектив на этот раз поморщился. Дверь в дальнем конце коридора открылась, и внутрь вошел младший детектив Чарли Кейн.

Он кивнул грузному дежурному офицеру, который поспешно сунул в ящик бульварный роман и принялся перекладывать бумаги, всем своим видом показывая, что занят важным делом. Чарли прошел прямо к камерам. Его форма промокла под дождем, а глаза казались еще более усталыми, чем когда мы виделись в прошлый раз: веки покраснели, под глазами залегли глубокие тени.