Джекпот

Они доходят до конца Колридж. Дальше – ограждение: две широких доски на столбиках путь на берег перегораживают. Доски в граффити на английском. Возле – банки пустые, бутылки пластиковые из-под «колы», обрывки газет. Даня перешагивает через доску, Костя – за ним, и оказываются на узкой тропке, откуда спуск к воде сплошь в валунах. Словно нарочно полное несоответствие: дворцы и рядом мусор и камни. Валуны специально набросаны, чтобы не купались и не загорали, – эта территория уже собственность города. Кое-кто, правда, по утрам упорно спускается к воде и карабкается обратно, рискуя сверзиться, но таких единицы. Общественный пляж неподалеку, но обитателей Манхэттен-бич калачом туда не заманишь: оккупирован латиносами и черными, гремит та же музыка, что и на бордвоке, жарится мясо, шум, гам, толчея – какой это отдых.

Костю и Даню тропинка в самый конец Довер-стрит выводит. Снова перебираются через ограду и движутся в обратном направлении, от воды. Темнеть начинает. Справа от них, ближе всего к заливу, белая модерная постройка, воплощение сумасшедшей и элегантной конструктивистской идеи. Следом, в том же ряду, – совершенно иное, иной стиль, иное представление о красоте и гармонии: трехэтажный дом из красного кирпича с колоннами у входа, четыре по одну и четыре по другую руку, и окнами, поперечными рамами поделенными на равные части. Маленький замок во французском стиле. Даня медленно ведет Костю по противоположной стороне улицы, делает вид, что и не смотрит на дом, а сам голову в том направлении, от Кости не укрывается. На балконе женщина в шортах и майке, держит кошку белоснежную, персидскую наверное. Зарешеченный балкон на уровне третьего этажа, над ним раструб-козырек. Наверное, итальянки и испанки стояли так во времена незапамятные в ожидании серенад. Женщина слабо, чуть заметно, не желая показывать кому-то еще, кроме них, делает взмах рукой. Приветствие и безнадежность одновременно. Жест спутнику его обращен, Костя здесь ни при чем. Даня осторожно отвечает, робко, точно открытым, недвусмысленным посылом руки боясь нарушить тайный сговор некий. Сговор о чем? Костя понимает – не случайно друг его выбирает именно такой маршрут. Похоже, переплелись тут причудливо и болезненно баснословное прошлое и отсутствующее настоящее. Расспрашивать не хочет, коль дружок молчать предпочитает или туманными намеками отделывается.

– Красивая женщина. И кошка красивая. Гармонируют, – только и произносит невзначай.

– Да, красивая, – Даня грустнеет на глазах и непроизвольно убыстряет шаг. – Разве там была кошка?

– Слепня ты, однако. Очки другие заведи.

Все два часа прогулки Костя ни слова о причине встречи с редактором. Даня и вовсе не догадывается: грусть его очевидно, появлением женщины на балконе вызванная, проходит, он заметно веселеет, сыплет анекдотами свежими. Откуда только берет…

– Послушай, дружище… – начинает Костя коронную фразу, на которой дважды сегодня обжегся. – Послушай… Мне кое-что хочется сделать для тебя. Коль есть возможность. Раньше не было, теперь появилась. Я хочу предложить… – (Избежать утомительных объяснений, не жевать, не мусолить, быка за рога.) – У меня куча денег. Выбери сам, какого рода подарок тебе от меня получить приятно. Тысяч пятьдесят смело могу потратить. Понадобится больше – значит, будет больше.

Даня остолбенело глядит, брови вверх ползут.

– Ты с ума сошел? Да разве я смогу такой подарок принять? Как себя чувствовать после этого буду? Конечно, спасибо огромное. Ты меня прямо в тупик загнал. Я просто растерялся. Дай подумать…

– Да вы все сговорились, что ли?! – вырывается у Кости.

– Кто – все?

Все, кому деньги хочу дать. Друзьям ведь помогаю, я тебя к ним причисляю, и выходит – напрасно? Что в этом странного? Почему вы все сначала отказываетесь? Приличия соблюдаете?

Даня хмурится. Чувствует Костя – в сердцах глупость сморозил.

– Извини, я не в ту степь…

– Ты очень взволнован. Успокойся. Попробую объяснить. Поставь себя на мое место. Что почувствуешь, если, допустим, я тебе пятьдесят тысяч подарю? Просто так. Потому что лишние. Или из суеверия: не поделюсь – случится беда какая-нибудь, болезнь и так далее. То есть из чувства самосохранения. Благодарность твоя, признательность наверняка с отчуждением смешается, неприязнью к сделавшему добро, не так ли? Это я еще мягко говорю: отчуждение и неприязнь. Вспомни Ларошфуко, – и далее по памяти любимого и чтимого им, – «Люди не только забывают благодеяния, но даже склонны ненавидеть своих благодетелей. Необходимость отблагодарить за добро кажется им рабством, которому они не желают покоряться». Вот отгадка где!

– Сидеть на мешке с деньгами, в Гарпагона превратиться? Завидная у меня перспектива.

– Ты полагал, у богача легкая доля? Увы, деньги стоят очень дорого.

– Спасибо, утешил. И все-таки… – немым вопросом звучит: что ты, Даня, хочешь получить от меня?

И, чувствуя Костино состояние, Даня хлопает его по плечу: