Джекпот

Меряют Костя и редактор длинными быстрыми шагами (оба – фитили) деревянный настил, ведет бордвок их мимо ресторана «Татьяна», забитого посетителями, со столиками под тентами, с запахами пива и рыбных вкусностей; ведет к аттракционам и местному бейсбольному стадиону; кончается спокойный русский район с чинно гуляющими и сидящими на скамейках пожилыми парами, попадают они в иной мир – бьющего по мозгам афроамериканского рэпа и жгучих, как мексиканская приправа, ритмов латинос, никаких тебе ресторанов – только хот-доги и пицца, одни едят, другие приплясывают, третьи и едят, и пляшут. Это уже не Брайтон, справа дома для бедняков и публика соответствующего цвета кожи и поведения. Музыка до ночи гремит. Еще пару миль бордвока, уже спокойных, малолюдных, и утыкаются в парапет, настил обрывается, дальше – дикий пляж.

Обратный путь Костя и Даня идут по песку вдоль залива, сняв обувь. Песок теплый, почти горячий. Жара и влажность у воды меньше, минует ощущение, будто находишься в горячем пузыре турецкой бани. Однако прохлады нет и у воды, не исходят от нее запахи йода, водорослей и чего-то еще, как на Черном море. Обмотавшись полотенцами (Костя утром предусмотрительно положил в багажник), надевают длинные купальные трусы – в обтягивающих плавках по пляжу дефилируют только геи. Вода кажется тяжелой и маслянистой. Даня не умеет плавать, входит по горло, смешно руками поводит, имитируя движения брассиста, переступает по дну и таким образом перемещается. Костя не хочет мочить волосы, не ныряет, отдаляется метров на пятьдесят от берега и возвращается. Предзакатный оранжевый диск уже не палит нещадно, как днем, умиротворенно уплывает за линию горизонта, знаменуя скорое наступление темноты.

После купания Костя и Даня решают прогуляться по Манхэттен-бич. Удивительное место рядом с Брайтоном, ходьбы десять минут, а словно другой мир. Обособленно существует, кичится великолепием, нарочито демонстрирует его, на зависть тем, кто не живет здесь. Когда-то, более века назад, был тут курорт с фешенебельными отелями, казино, бегами. Но – недолго музыка играла: игорный бизнес объявили незаконным, бега закрыли. В гостиницах некому стало жить. За год перед Первой мировой закрыли двери два последних гранд-отеля. Злачное место, впрочем, не умерло. Появились со временем на месте старого Ориентал-отеля танцевальные площадки и бары, курортные бани, баскетбольные и теннисные площадки, мини-поле для гольфа…

После катастрофы Перл-Харбора курорт купило правительство Америки. Уж больно привлекательно выглядел для военных. А на военных, как известно, денег не жалеют. И разместились здесь тренировочная база Береговой охраны и лагерь для обучения военных моряков. Кончилась война, уплыли моряки, в шестьдесят четвертом им на смену студенты пришли – на самом мысу вырос Кинсборо-колледж. Вокруг бешеная стройка закипела, частные дома возводились на загляденье. Трехэтажные гиганты в стиле Тюдоров, роскошные гасиенды наподобие испанских, конструктивистские сооружения из стекла и бетона… Однако больше было простеньких, невзрачных, одноэтажных домиков. Семь улиц связали океанский залив с каналом. На заре Манхэттен-бич улиц поменьше было, и застраивались они не так плотно, нежели сейчас. Но и тогда ценились океанские блоки – отрезки метров в сто пятьдесят – двести от Ориентал-бупьвара до самых береговых камней. Чтоб шум прибоя и крики чаек слышать, океанским воздухом дышать, силуэты яхт и теплоходов из окон видеть.

Шли года, как плыла вода, старели и умирали обитатели райского уголка, дома ветшали, обдуваемые солеными ветрами и пропитанные океанской сыростью, приходили в негодность. Дети продавать начали гнезда родовые и разъезжаться кто куда – в Манхэттен, Лонг-Айленд, Нью-Джерси… На смену им русские пришли. Наши, сумевшие на ноги встать. Сначала те, кто в Америку приехал в середине семидесятых, потом новоиспеченные врачи, адвокаты, финансисты, бизнесмены последней волны эмиграции. И, понятно, новые русские из России, применение наворованным деньгам нашедшие.

Костя диву дается, как на глазах меняется облик всех этих Амхерст, Бьюмонт, Колридж, Довер, Эксетер стрит, не дома возводятся – дворцы. Свеженькие громадины трех-этажные из белого и красного кирпича, некоторые снаружи в стако – светлой штукатурке, разительно отличаются от деревянных, досками обшитых, пластиком облицованных. Первые, с ломаными контурами крыш, с колоннами, балконами зарешеченными, окнами неожиданной формы, дорогими дубовыми резными дверями наружными, – дань веку наступившему; вторые, уютно-простецкие, низенькие, без следов выпирающей, нагло-дразнящей роскоши, – последние следы эпохи завершившейся.

– Присматривайся, приглядывайся, будешь жить в таком же, – Даня указывает на непомерных размеров домище с круглыми окнами-иллюминаторами.

– Нет уж, извини, я за престижем не гонюсь.

Даня воспринял джекпот без зависти, жаба его не душит – так, по крайней мере, Косте кажется.