Леня стрижен коротко, почти под ноль, гладит ежик седой, крупной, ядровидной головы, глядит с изумлением – что дружбан его удумал… Кажется, вытрезвел на минуту. После паузы, совсем не пьяно, здраво-рассудительно, и речь нормальная, не тягуче-замедленная, как у поддатых:
– Если бы я выиграл, сделал бы то же самое. Первый порыв всегда благороден. Поэтому бойся его. И запомни: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Как Марк Твен говаривал: половина хороших намерений оборачивается злом, половина дурных – добром. Это так, к слову… Что деньги изменят в моей жизни? Сделают счастливым? Помогут смысл существования обрести? Избавят от тоски? Допустим, заживу я в своей квартире спокойным за завтрашний день. А есть он у меня, завтрашний день?
– Ты так говоришь, имея деньги. Жалуешься – убывают, однако на скромное житье, по твоим же словам, хватит надолго, может, до конца дней. А был бы ты бедный…
– И что тогда? Неужто бросился бы тебе в ножки: благодетель ты мой, спасибо!
– Не прошу благодарности и не ради этого квартиру предлагаю. А ехидничать не надо. Я тебе по-дружески помочь хочу…
– Извини, я, наверное, не в ту степь. Худо мне совсем, не знаю, зачем живу, вот и кидаюсь на всех. Как же ты меня осчастливишь? На мое имя покупать нельзя – я же бедный, эсэсай получаю. Не имею права показывать бабки. Значит, отпадает.
– Могу купить на свое имя.
А я у тебя рентовать (снимать) буду, правильно? Оформим договор, согласно которому я тебе в месяц плачу, скажем, девятьсот баксов. Как бы плачу. Понарошку.
– Хороший вариант.
– А ежели повздорим, разговаривать перестанем? Всяко ведь бывает. Я вздорным стал, Нинка говорит, невозможным в общении. Ляпну этакое, ты обидишься – что тогда делать? Я ведь принимать от тебя такой подарок далее не смогу.
– Почему обязательно о плохом? Мы столько лет дружим…
– Вот именно. Когда деньги промеж людей встают, дружбе конец приходит.
– Ладно, шут с тобой, – Костя расстроенно, но не зло, словно фиксирует странный, не ожидаемый итог встречи. – Подарок-то хоть могу тебе сделать со своих миллионов?
– Подарок – можешь, – милостиво разрешает Леня, выпивает очередную рюмку без тоста, роняет надкусанный огурец, кряхтит, пытаясь поднять с пола. Становится совсем пьяным, несет околесицу насчет американцев, которые подарок в виде жилья мигом заглотнули бы, как наживку, и не рассуждали бы, а мы, русские, не такие, у нас нутро особенное, мы –
Приходит Нина, деланно встает в позу: «Опять нажрался!», Костя переносит окончание разговора на другой раз и прощается.
Меньше чем через час он уже кружит по Брайтону в поисках парковки. К вечеру обычно метра свободной площади не найдешь. Как ни ругают по привычке средоточие русского духа в этом месте Нью-Йорка, ни морщатся при одном упоминании Брайтона, ни зубоскалят по поводу обитателей его, а съезжаются к вечеру отовсюду, даже из Манхэттена: дешевые овощи и фрукты купить, самые вкусные в городе, словить прохладу желанную на бордвоке (деревянный настил для прогулок у залива), вдоль океанского залива тянущемся мили на четыре, искупаться. Как кому, Косте Брайтон нравится, во всяком случае, не раздражает. А ведь когда по приезде в Америку в первый раз двух-трехэтажные убогие строения увидел, послушал говорок здешний с южным фрикативным «г», заткнул уши от громыхавших над головой, скрежещущих на эстакаде поездов сабвэя, зарекся появляться здесь, а жить – только под дулом пистолета. Нынче живет в пятнадцати минутах езды на машине, частенько бывает и совсем не тужит по сему поводу.
Брайтон на глазах меняется. Русее т. Все меньше еврейских лиц и все больше славянских, да и кавказцев хватает. И женщин красивых прибавляется, опять же за счет приезжих из России и других городов и весей – украинских, белорусских, молдавских…
Кто нелегалом мыкается по уборкам и вынянчиванию чужих детей, кто грин-карту выиграл и вгрызается в жизнь чужую, кто вообще незнамо чем занимается, особенно бритые или наголо стриженные хлопцы в кожаных пиджаках, с плечами в косую сажень, крестами на демонстративно толстых золотых и серебряных цепях и оценивающим взглядом недобрым, от которого Костя, к примеру, успел отвыкнуть.
А в самом центре Брайтона выросли незаметно, за пару лет каких-нибудь, дорогущие, от полумиллиона и выше, светло-морковного колера кондоминиумы в шесть этажей, где опять же говорящие по-русски иммигранты в основном селятся. Огороженная, закрытая для посторонних территория с кортами, бассейнами, саунами. Многие продают прежнее жилье, чтоб у воды и пляжа жить, как на курорте. И не смущает их соседство с шумным, суетным, по-прежнему замусоренным Брайтоном. А цены начинают вверх ползти, модные бутики, не хуже манхэттенских, один за другим открываются – есть покупатели с деньгами.