Джекпот

Это Даня рассказал. Он же и свел с ним Костю. Натан как-то в гости пригласил. Оказалось, начитан, библиотека огромная, интересуется тем, что Косте близко. Одиночеству подвержены в Америке не одни изгои, но и преуспевающие, им тоже порой не с кем словом перемолвиться. Может, у них нужда в этом даже больше, чем у изгоев. Несколько раз встретились, пообедали вместе. Не только Костя ему приятен в общении, но и он Косте, так что интерес взаимен. Натан команду дал одному из водителей фирмы встретить Костю в аэропорту, отвезти куда надо, сопровождать все дни. Знает, какая причина того в Москву зовет, вызвался помочь: его люди там передадут любую сумму в рублях, а Костя в Нью-Йорке вернет долларами. И никакой мороки. Вообще, искренне радуется за Костю, прослышав о джекпоте, ни намека на зависть или что-то в этом роде. Правда, чему завидовать – стоит на ногах дай бог каждому. И все же очень мало тех, кто чужой успех пережить может. На Костиных глазах двое докторов, построив хоромы, нескольких близких друзей лишились – те их посещать перестали. Нож им острый в печенку – хоромы эти…

Вот и контроль пограничный Костя минует, и таможенника. Тут, правда, казус выходит: зеленым коридором направляется, без досмотра, а его заворачивают. «Деньги у вас есть?» – «Три тысячи баксов». – «Надо декларацию заполнить. Если меньше сотни, тогда можно без декларации». Заполняет – и в красный коридор. Таможенник шмонать не стал, в декларацию, не глядя, печать шлепает, учвстливо спрашивает: «Ну, как у вас там в Штатах? Террористы больше не донимают?»

«Жигули» несут его по Ленинградскому шоссе. Боковые стекла опущены, бьет в салон тугой августовский зной. По обе стороны подзабытые силуэты выплывают, словно из небытия: присутствовали рядом столько лет, потом исчезли и вот снова обозримы. Пробуждение от долгого летаргического сна. «Ежи», кольцевая дорога, мост через канал (неподалеку студия «Научпопа» была, куда носил Костя свои сценарии – ездил на машине или на 138-м автобусе от конечной станции метро; надо же, помнит номер автобуса…); слева – салатовые панельные башни, тогда казались архитектурно-строительным изыском, теперь смотрятся уныло-казенно; шпиль речного вокзала, водный стадион, кооператив «Лебедь» на несуразных ногах-опорах, мост через железную дорогу, в округе обычно воняло гарью от завода Войкова, сейчас вроде не пахнет – может, завода нет? – еще мост с милитаристскими скульптурными группами солдат в полушубках с автоматами, кирпичик «Гидропроекта» на развилке двух шоссе, комплекс ЦСКА, аэровокзал, стадион «Динамо», Белорусский вокзал – и Тверская, которую Костя про себя упорно по-старому называет: улица Горького. Сколько читал об этом, сколько ахов и охов наслышался от посетивших Москву: дескать, совсем другой, неузнаваемый город – красивый, яркий, модный, европейский, люди прекрасно одеты, бутики на каждом шагу… уши прожужжали в восхищении. А Костя едет и вовсе почему-то не восторгается. Все прежнее, знакомое, будто и не уезжал. Правда, заприметил после «Ежей» синие стены IKEA, если не путает, шведской мебелью торгующей, – ее не было; еще гостиницы появились на месте выморочных домов, бутики дорогие – по вывескам мелькающим видно, от реклам рябит в глазах, фасады вылизанные… Но почему душа не ликует, не поет, не рвется в порыве навстречу, почему праздника нет? Неужто потому, что не тот Костя, каким десять лет назад был, и не тот, каким был совсем еще недавно?

В начале Тверского бульвара поворот на Малую Бронную и вверх, потом направо в Трехпрудный, заезд с тыла и утык в железные ворота. Через калитку к шестиэтажному дому, где Верховский живет. Не было, когда уезжал из Москвы, ни ворот, ни калитки. Теперь – есть. На входной двери панель с кнопками, тоже внове для Кости. Набирает заранее хозяином сообщенный код, замок отщелкивает, единым махом на третий этаж, звонит в квартиру номер пять, распахивается дверь, маленький седой человечек с белой, слегка прореженной шевелюрой, как гуттаперчевый, подпрыгивает в экзальтации, во всю мощь легких: «Ой, кого я вижу!» – и бросается на шею.

Костя настоял: никаких застолий, рюмку за встречу – и гулять. Туда, где жизнь текла, а текла она в разных местах, самые щемяще-памятные – Чистые пруды, Чистоки. Седой человечек расстраивается: как же так, столько лет не виделись, он обед приготовил, бутылочку… Костя неумолим – сначала гулять.