Джекпот

– Где другой выход? – спрашивает Костя, Стефани показывает, открывает защелку, он и Наташа выбегают через дверь подъезда, метрах в десяти от окна, за которым только что творилось невообразимое, и сливаются с толпой.

– Ты была бесподобна, – кидает ей на ходу и целует в щеку.

– Играть проститутку много легче, чем быть ею, – неожиданно серьезно, отстраненно, будто и не устраивала в легком угаре никакого спектакля и не танцевала полуголой перед похотливыми зеваками.

9

По возвращении Костя запирает себя в Поконо. Роман подвигается трудно. Некоторый опыт написания рассказов, некогда публиковавшихся, не помогает.

Вроде бы начинал писать о себе, о том, что с ним происходит, выдумывать, фантазировать не было нужды, реальность представлялась интереснее любых сюжетных придумок, однако чем дальше, тем меньше стыкуются герой романа и автор, расходятся их пути-дороги. Пишет Костя о себе, а получается – о другом или о том, каким он себя представляет. Один человек, всамделишный, живет и совершает определенные поступки, другой, выдуманный, носящий другое имя, поначалу делавший, казалось, то же самое, вдруг взбунтовался, вытворять начал несусветное, ничего общего не имеющее с устремлениями того, по чьей воле он, в конце концов, существует и кто, кажется, может сотворить с ним что угодно. Вот ведь какой фокус-покус.

Так это хорошо! – убеждает себя Костя. Хорошо, когда автор и герой существуют отдельно, один – не марионеткой другого, нельзя его дергать за ниточку, у него своя, самостоятельная, самодостаточная жизнь; замечательно, коль герой не подчиняется приказам сверху, сопротивляется, проявляет характер строптивый – я, дескать, сам с усам, распоряжусь собой по моему велению и хотению. Тот же культ наслаждений: для Кости он вторичен, и даже связи его – скорее бегство от одиночества; герой же, разбогатев, прямо-таки с ума сходит от возможности швырять деньги направо-налево, одержим получением удовольствия, наслаждения от всего, к чему прикасается, лихорадочно ищет новые и новые возможности. И чем дальше, тем труднее Косте держать его в узде: вот уже и дом герой покупает роскошный, не желая довольствоваться манхэттенской квартирой, и поместье целое на Лонг-Айленде вместо скромной поконской дачи, и пиры для друзей и знакомых закатывает, и в казино огромные суммы просаживает, и женщин роскошных под крылышко берет, живет одновременно с несколькими, оплачивая сполна их прихоти и капризы, а главное, не хочет работать, дело какое-нибудь завести или книгу, как Костя, писать. Это его принцип: раз судьба сделала ему такой подарок, он воспользуется им до конца, промотает состояние с гиканьем и свистом, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. А там – как будет, так будет. Вот тип, и нет на него управы. И чем дальше, тем заманчивее для Кости пустить выдуманного им человека в самостоятельное плавание. Выдуманного? А может, и не выдуманного? Если разобраться, копнуть глубже, совсем даже и не выдуманного. И чем дальше, тем больше не дает Косте покоя эта мысль.

Из дневника Ситникова