Дженни. Ближе к дому

Он медленно и задумчиво потирал обе свои румяные щеки сначала одной, потом другой рукой. Любопытно, что сказал бы Фрэнк Бауэрс о крестовом походе Мэйбл против смешения рас, ежели бы он был сейчас жив. Миллер был уверен, что Фрэнк понял бы, почему она решила наказать Туземца, вместо того чтобы удовольствоваться разводом или признанием брака недействительным. Сам же Миллер подозревал, что Мэйбл, быть может не сознавая этого, чувствует себя оскорбленной и униженной и только гордость толкает ее на крайние меры, и сомневался, принесет ли ей удовлетворение даже этот крестовый поход. («Как всем известно, не часто приходится слышать о связи слуги-негра с белой женщиной, но уж если это случилось, так я не стал бы держать пари на собственные деньги, что первый ход сделала не белая женщина. И не думайте, будто ни одна из белых женщин и девушек на это не способна. Для начала тут нужен только известного рода взгляд, и каждый мужчина, заметив такой взгляд, понимает, что ему подали знак, так же как любая женщина умеет его подать. Ничто человеческое не чуждо человеку любого цвета кожи».)

Долгое время Миллер сидел, глядя в окно на грязный купол здания суда и погнутый ветром флагшток на его крыше. Он размышлял о том, сколько детей смешанной крови породил Фрэнк Бауэрс за всю свою жизнь и что скажет Мэйбл, если узнает, что хотя бы один ребенок Фрэнка рожден от матери-негритянки.

Но Фрэнка Бауэрса уже нет на свете, он умер, и Миллер вдруг поймал себя на мысли, а сколько же детей смешанной крови у него самого живет где-то тут, в Америке. Он знал, что один из его сыновей, рослый юноша, живет здесь в Пальмире, ему теперь около двадцати лет, и работает он на лесопильном заводе. Если не считать темного цвета кожи, то в других отношениях этот малый заметно похож на троих его сыновей, рожденных от законной жены, и все они теперь обзавелись семьями и ушли из дома. («Когда состаришься, то никак не можешь решить, радует тебя или печалит то, что случилось когда-то давным-давно. Думаю, что это какое-то среднее чувство между печальным и радостным. Вот почему время творит с нами что-то странное. Похоже на то, как еще подростком ты воровал яблоки и арбузы у какого-нибудь фермера. Это нечто такое, чего сейчас ты не сделал бы, но в том возрасте оно казалось нормальным и вполне естественным».)

Миллер всегда заговаривал с этим красивым смуглым юношей, встречая его на улице, но мальчик в присутствии белого держался застенчиво и молчаливо и только кивал и улыбался Миллеру. Повидавшись с мальчиком, он не мог отделаться от чувства грусти и угнетения, главным образом потому, что не знал даже, как зовут его сына. Миллер понимал, что ему в любое время легко было бы узнать, как зовут и мальчика, и его мать, но почему-то чувствовал, что для его душевного спокойствия лучше будет не спрашивать, какое имя дала ему негритянка-мать.

Миллер долго сидел за письменным столом, стараясь хорошенько обдумать, какие шаги следует предпринять в суде, для того чтобы брак Мэйбл был как можно скорее признан недействительным, но мысли его становились все более смутными и расплывчатыми, и он был не в силах сосредоточиться даже на таком шаблонном для юриста деле. В конце концов он поднялся с места, надел шляпу и вышел из конторы.

Вместо того чтобы пойти прямо в суд и поговорить там с председателем, как ожидала от него Мэйбл, он зашел в аптеку и купил сигару. После этого он медленно прошелся по тротуару по западной стороне городской площади. Теперь он знал, что, прежде чем что-нибудь предпринять, он должен повидаться с Ханникатом. Хотя Туземец и не был его клиентом, оба они жили в Пальмире и знали друг друга всю свою жизнь. Они всегда были в дружеских отношениях, иногда разговаривали, даже ходили вместе охотиться на опоссума, и Миллер чувствовал себя обязанным предупредить Туземца заранее насчет тех шагов, которые будут им предприняты в суде.

Несколько мужчин, один за другим, сказали ему, что видели, как Туземец и Эл Дидд шли по улице в заведение Эда Говарда на южной стороне площади. Был уже полдень, и многие из лавочников и деловых людей уже отправились по домам, чтобы пораньше пообедать вместе с женой, а потом часок вздремнуть. Неженатые продавцы и конторские девицы сидели за стойками в кафе, заказывая вегетарианский суп, шницели и чай со льдом или горячий кофе.

9

Когда Миллер Хайэт вошел в пивную Эда Говарда, Туземец держал в левой руке наполовину съеденный сэндвич со шницелем, а правой нажимал рычаг своего любимого автомата. Он уже выиграл бутылку пива и набрал столько очков, что ему полагалось два раза бесплатно сыграть в «Девушек на пляже». Кроме Эла Дидда, вокруг автомата толпилось еще несколько человек, наблюдая, как легко и ловко Туземец набирает очко за очком. Все любовались его свободной позой и сложной работой ног, когда он отводил рычаг назад и отпускал его.

Эл Дидд толкнул Миллера локтем.