— Неважно, как и почему. Теперь уже поздно об этом думать. Она собирается обратиться в полицию. В сущности она уже на пути туда, хочет говорить с Люком Моссом. Я позвонил Люку и наскоро предупредил его, но не знаю, сумеет он увернуться от нее или нет.
— Зачем же Люку Моссу путаться в это дело? Он не так глуп, чтобы портить себе репутацию, становясь на ее сторону в таком деле.
— Я тоже не знаю, зачем ему путаться, разве только Мэйбл пригрозит ему и запугает до того, что он арестует и тебя, и эту девчонку. Но я хочу, чтобы ты понял одно, Туземец. Как я ни старался отговорить ее, но так и не мог сдвинуть с места. Она твердо решила устроить крестовый поход, и никто ее не отговорит, разве она сама бросит это дело. Уж такой у Мэйбл характер. Со временем она передумает, но только время это еще не пришло.
Надвинув серую кепку на лоб, Туземец положил обе руки на стойку и тяжело оперся на нее. На его лице не было и следа обычной улыбки. Он глядел через стойку на большую картину: женщина моется в очень маленьком тазу.
— Я, право, не знаю, что выйдет из угрозы Мэйбл, — говорил ему Миллер, — но будет умней, если ты послушаешься моего совета. Я думаю, самое лучшее для тебя — не пускать Джозину Мэддокс к себе в дом и не иметь с ней никаких отношений, пока все это не уляжется. И нигде в другом месте ты тоже с ней не встречайся. Даже в лесу за городской чертой, когда стемнеет. Если тебя опять с ней поймают, так не все ли равно где. Я знаю, ты с ней давно встречаешься, уже привык, а такую привычную связь порвать нелегко, однако умнее всего будет крепко взять себя в руки и держаться от нее подальше, пока Мэйбл не выкинет из головы этот свой поход против смешения рас. Даже если б ты мне заплатил сию минуту сто долларов наличными, Туземец, я бы тебе не мог дать лучшего совета.
Туземец положил несколько монет на стойку и заказал еще бутылку пива. Миллер Хайэт поднялся, собираясь уходить.
— Так или иначе, Джозина сказала, что собирается выйти замуж, — начал Туземец, глядя на Миллера потерянным взглядом. — Замуж за человека из ее народа. Я старался как мог отговорить ее, но так и не отговорил. Если Джозина выйдет замуж, то уж, во всяком случае, ко мне она больше ходить не будет. Похоже на то, что моему счастью пришел конец. И я, право, не знаю, чем тут можно помочь. Чувствую, что я никуда не годен, все равно как старая охотничья собака, да еще хромая на левую заднюю ногу, когда она старается обогнать двух резвых щенков в погоне за белохвостым кроликом.
10
Еще только перевалило за полдень и осенние тучи с Мексиканского залива тянулись на северо-восток, когда Мэйбл направилась по немощеной улице за железнодорожным депо к городской тюрьме, крытой железом. Погоду в эту пору нелегко предугадать: за пасмурным днем может наступить ясная звездная ночь, а солнечный день может кончиться бурным ветром и проливным дождем. Но все же это сезон ураганов, и всегда надо быть готовым к ветру и дождю с Мексиканского залива.
Кирпичный квадрат тюремного здания, который вот уже двадцать лет припекает солнце и поливает дождь, теперь со всех сторон окружен постоянно разрастающимся негритянским кварталом города. Ни мостовой, ни тротуаров на улицах здесь не полагается, а городские власти ровняют и осушают дорогу в этих местах очень редко, может быть не чаще одного раза в году.
Перейдя железнодорожное полотно, Мэйбл осторожно обошла кругом несколько грязных луж и поваленный ветром ствол жакаранды.
Помимо того, что Мэйбл раздражали грязные лужи и песчаные дорожки вместо тротуара, ей было неприятно и то, что пришлось идти в эту часть города к югу от железнодорожного полотна, где почти все жилища были деревянные и жестяные хибарки, явно нуждавшиеся в покраске и ремонте. Почти все эти полуразвалившиеся домишки принадлежали белым, которые сдавали их понедельно или помесячно негритянским семьям и очень редко производили там ремонт, разве только если какой-нибудь домишко пострадал от пожара или крыша на нем совсем провалилась. Мэйбл слышала от Фрэнка, что он сдавал внаем довольно много таких жилищ, но не имела понятия, какие именно это дома и сколько из них перейдет в ее владение, когда Миллер Хайэт оформит окончательно все дела с наследством.
Когда она подошла к кирпичному зданию тюрьмы, двери были открыты настежь, а тюремщик Билл Паркс сидел за столом в караульной и, включив радио, читал газету.
Позади стола, где сидел Билл, была решетка из ржавых железных прутьев, отделявшая караульную от арестантской, так что звук пилы или другие подозрительные звуки, производимые заключенными, были бы сразу услышаны. Под замком сидели несколько негров, но белых никого не было. Один из негров пел заунывную лагерную песню. («Я искал хорошее, а нашел плохое… Никогда мы, черные, не найдем другое…»)
Билл Паркс уронил газету на пол, выключил радио и вскочил на ноги, как только заметил, что Мэйбл стоит в дверях. Он снял шляпу и бросил ее на стол.
— Как поживаете, миссис Ханникат?
— Не смейте так называть меня. Я миссис Бауэрс.
— А ведь я думал…
— Какое мне дело, чтО вы думали!
Билл поклонился.