Тут из боковой комнаты появляется медсестра и подходит к нам:
-Зои Уокер? Пойдемте со мной.
Зои тянет меня за руку:
-А можно взять с собой подругу?
-Боюсь, что нет. Будет лучше, если она подождет здесь. Сегодня только предварительная беседа, но говорить о таких вещах при подруге нелегко.
Медсестра говорит так убежденно, что у Зои нет сил возразить. Она протягивает мне пальто, просит присмотреть за ним и уходит за медсестрой. Дверь закрывается.
Я чувствую себя бодро и уверенно. Я ощущаю, как бьется сердце. Я полна сил. Жизнь и смерть материальны. Сейчас я здесь. Но скоро меня не станет. Ребенок Зои жив. У него бьется сердце. Скоро его не будет. Когда Зои, поставив подпись на документе, выйдет из той комнаты, она изменится. Поймет то, что мне уже известно: всех нас окружает смерть.
И от этой мысли во рту металлический привкус.
Двадцать пять.
-Куда мы едем?
Убрав руку с руля, папа хлопает меня по коленке:
-Все в свое время.
-Это что-то неприятное?
-Думаю, нет.
-Мы встречаемся со знаменитостью?
В его взгляде мелькает беспокойство.
-Так ты это имела в виду?
-Не совсем.
Мы едем по городу. Папа хранит молчание. Мы пересекаем микрорайоны, сворачиваем на кольцевую. Я пытаюсь угадать, куда мы едем. Мне нравится смешить папу. Он так редко смеется.
-Высадка на Луну?
-Нет.
-Конкурс талантов?
-С твоим-то голосом?
Я звоню Зои и спрашиваю, не хочет ли она угадать, но она по-прежнему не находит себе места из-за операции.
-Мне нужно будет привести с собой взрослого. И кто бы это мог быть?
-Я пойду с тобой.
-Нужен настоящий взрослый. Типа мамы с папой.
-Они не имею права заставлять тебя посвящать во все родителей.
-Это кошмар, -жалуется Зои. –Я думала, они дадут мне какую-нибудь таблетку, и все выйдет само. Зачем мне операция? Он же крошечный.
Она заблуждается. Вчера вечером я достала «Справочник семейной медицины» «Ридерз дайджест» и прочитала про беременность. Мне было интересно, какого размера зародыш в шестнадцать недель. Оказалось, с одуванчик. Я не могла оторвать себя от книги. Выяснила все про пчелиные укусы и крапивницу. Милые, земные семейные болезни –экзема, ангина, круп.
-Ты меня слушаешь? –спрашивает Зои.
-Угу.
-Ладно, я пошла. Кислота подступает к горлу, и во рту уже привкус.
Это несварение желудка. Нужно помассировать живот и попить молока. Все пройдет. Что бы она ни решила сделать с ребенком, все симптомы исчезнут. Но я ей этого не говорю. Я нажимаю на мобильном красную кнопку и смотрю на дорогу впереди.
-Она просто идиотка, -замечает отец. –Чем дольше тянуть, тем хуже. Беременность прервать-не мусор вынести.
-Пап, она это знает. И вообще, тебя это не касается. Она же не твоя дочь.
-Да, -соглашается папа. –Она не моя дочь.
Я набираю Адаму эсэмэску. «Куда ты провалился?»-пишу я. Потом стираю.
Шесть дней назад его мама рыдала на крыльце. Она говорила, что ее напугали фейерверки. Спрашивала, почему он бросил ее одну, когда кругом светопреставление.
-Дай мне свой телефон, -попросил меня Адам. –Я тебе позвоню.
Мы обменялись телефонами. Это было сексуально. Я надеялась, что он позвонит.
-Слава, -произносит папа. –А что для тебя слава?
Для меня слава-это Шекспир. В школе на всех книгах с его пьесами был бородатый силуэт с пером в руке. Шекспир придумал кучу новых слов, и спустя сотни лет все знают, кто он такой. Он жил до машин и самолетов, пистолетов, бомб и загрязнения окружающей среды. До шариковых ручек. В то время на престоле сидела королева Елизавета. Она тоже прославилась, и не только как дочь Генриха VIII, но благодаря картофелю, «Армаде», табаку и здравому смыслу.
Еще есть Мэрилин. Элвис. Будут помнить даже современных поп-звезд вроде Мадонны. «Тэйк Зэт» снова ездят на гастроли, и их альбомы в момент распродаются. В глазах музыкантов читается возраст, а Робби даже не поет, но люди все равно хотят их видеть. Вот какую славу я имела в виду. Я бы хотела, чтобы весь мир оставил свои дела и пришел попрощаться со мной, когда я умру. А как же иначе?
-Пап, а что для тебя слава?
Задумавшись на минуту, он отвечает:
-Неверно, оставить что-то после себя.
Я представляю себе ребенка Зои. Он растет. Растет.
-Ну вот, -замечает папа. –Приехали.
Я не совсем понимаю, где это «вот». Дом похож на библиотеку –квадратное здание в стиле функционализма, со множеством окон и собственной парковкой, на которой зарезервированы места для руководства. Мы заезжаем на стоянку для инвалидов.
Женщина, ответившая нам по домофону, интересуется, к кому мы приехали. Папа старается говорить шепотом, но она его не слышит, так что ему приходится повторить еще раз, громче.
-Ричард Грин, -произносит папа и косится на меня.
-Ричард Грин?
Папа кивает, довольный собой.
-С ним знаком один из моих бывших коллег-бухгалтеров.
-И при чем тут?..
-Ричард хочет взять у тебя интервью.
Я замираю как вкопанная:
-Интервью? На радио? Но меня все услышат!
-А разве ты не этого хотела?
-И о чем же он будет меня спрашивать?