Дженнифер Морг

– Я вам не за мысли плачу. Однако сейчас разделять вас незачем. – Биллингтон кивает Макмюррею. – Разрешай им полное слияние.

– Но только глушитель не дает их запутанности выйти в завершающую фазу! – встревоженно говорит Макмюррей. – Если я его выключу, у них останется едва ли два дня индивидуальности, а потом придется либо их разделить, либо все менять!

Черт. Я кошусь на Рамону. Она смотрит на меня круглыми глазами.

– Я все понимаю, – добродушно говорит Биллингтон, – но поскольку для завершения подъема потребуется меньше двадцати четырех часов, я не вижу противопоказаний. – Он задумывается на секунду, а затем принимает решение: – Выключай глушитель. Когда мисс Рандом вернется, ты немедленно разрушишь их фатумную запутанность, как мы условились раньше. – Биллингтон поворачивается ко мне и указывает на стоматологическое кресло: – Прошу, садитесь, мистер Говард.

– Что это такое? – выкатываю глаза я.

– Удобное кресло, мистер Говард, – говорит Биллингтон, и его зрачки сужаются, как у змеи. – Не заставляйте меня просить дважды.

– Ага.

У себя за спиной я больше чувствую, чем вижу, как Макмюррей настраивает какое-то компактное заклятье на левом запястье: мутный туман у меня в голове тает, и я ощущаю тревогу Рамоны, холодную, твердую палубу у нее под ногами и нарастающую пустоту в животе.

«Боб, делай, что он говорит!» – очень настойчиво говорит Рамона.

Ее взвинченность передается мне, оставляя во рту металлический привкус. Я нервно делаю шажок к креслу.

– А зачем ремни?

– На случай судорог, – успокаивает меня Биллингтон, – не переживайте.

«Это широкополосный симпатический резонатор», – объясняет Рамона.

Снежинки полузабытых знаний у меня в голове складываются в узор. С кабелями происходят странные вещи, если погрузить их на несколько километров под воду. Биллингтону нужно надежно контролировать донный захват, управлять им во время подъема артефакта. В отличие от прежней модели родом из семидесятых, новый захват Биллингтона предполагает, что им будет управлять кто-то из сородичей Рамоны, гибридов между Глубоководными и людьми. И наблюдать за процессом будут не на экране через оптоволоконные или электрические кабели – тут нужны двое оккультных оперативников с фатумной запутанностью. Это кресло подключит меня непосредственно к сети Эйлин – куда эффективнее, чем тушь на ресницах.

«Слушай, если ты этого не сделаешь, нам будет так плохо, что уже не смешно».

Я прикидываю свои шансы и сглатываю:

– Только без ремней.

Потом осторожно сажусь, прежде чем успею передумать.

– Превосходно! – улыбается Биллингтон. – Патрик, будь добр, проводи мисс Рандом к воде. Полагаю, ее морская колесница готова отправиться в путь.

Это последнее, что я слышу: как только моя задница касается сиденья, я почти теряю сознание. Я сильно чувствовал присутствие Рамоны с того самого момента, как Макмюррей отключил глушилку, испытывал что-то вроде двойного зрения. Но это было до того, как я подключился к креслу. Не знаю, как они это сделали, но восприятие Рамоны практически заслоняет мои собственные телесные чувства. У нее нюх лучше, чем у меня, и я отмечаю ее отвращение к лосьону Биллингтона – в его запахе чувствуются тысячи оттенков кетоза, будто он глушит зловоние гниющего тела, и стоящий в воздухе привкус озона и вытекающей гидросмеси. На фоне ее грызет ненависть и страх перед Макмюрреем, а еще беспокойство за… тут я отступаю. Требуется неимоверное усилие воли, чтобы не вскинуть руки – просто чтобы убедиться, что они на месте; я укладываюсь (точнее, безвольно обмякаю) в кресле и закрываю глаза.

«Боб?» – в ее голосе слышатся любопытство, беспокойство и тревога.

«Это кресло – усилитель…»

«Ты что, правда не знал? Я думала, ты иронизируешь».

Она замирает, положив руку на дверную ручку. Макмюррей оборачивается.

«Нет, серьезно, что я должен тут делать? Зачем это?»

«Если ты об этом спрашиваешь, значит, они его еще не включили».

Она оглядывается, и я вижу самого себя в кресле в окружении черных беретов…

«Эй! Что они делают?»

«Расслабься, это на тот случай, если у тебя начнутся судороги».

Макмюррей хочет что-то сказать, но Рамона говорит вслух:

– Это Боб. Вы ему не сказали, чего ждать.

– Ясно, – говорит Макмюррей. – Рамона, передавай. Боб, ты меня слышишь?

Я сглатываю – нет, сглатываю горлом Рамоны.

– Что происходит?

Мой голос звучит неприятно высоко. Неудивительно, учитывая, чья глотка его издает. Макмюррей явно доволен. Он бросает взгляд на охранников, согнувшихся над моим телом, и я поворачиваю голову туда же, чувствуя непривычную тяжесть длинных волос и легкое натяжение в жабрах у основания шеи: я вижу себя, Боба, пристегнутого к креслу, а они подключают к моему телу какие-то попискивающие датчики. Рядом стоит медик с дыхательным аппаратом наготове.