Засыпаю я почти сразу, но покоя нет: я в чьей-то голове, и мне это очень не нравится. В прошлый раз пожилой инженер из Дюссельдорфа, который склеил светловолосую проститутку, был печален и даже немного жалок; на этот раз мне мерзко. Я (нет, он – я стараюсь отделить себя от него) каждый день перед работой хожу в качалку рядом с казино, и там я не только выжимаю штангу и бегаю на дорожке. Я тренирую связки с заломами, ударами руками и ногами, и от этого внутри поднимается такой же теплый чувственный восторг, какой охватывает меня, когда я метелю какого-нибудь идиота, который попался под руку. Мне уже позвонил клиент, и я собираюсь уходить с работы, чтобы поискать ему заказанный товар, когда из зала выходит та американская принцесса и – кто бы мог подумать… Это она мне авансы отпускает? Она где-то потеряла богатого ботана, с которым пришла, – скатертью дорожка; придется, видать, отвезти ее домой, а это значит… да, она сгодится. Две лузы одним шаром, так сказать. Точнее, двумя шарами в моем случае. Только она же посетительница – нужно быть осторожным. Так что я ей улыбаюсь и любезничаю, а она хихикает, потом я предлагаю угостить ее выпивкой, а она соглашается, и я ей назначаю встречу в баре «Сансет-Бич», обещаю показать город. Она удаляется, вихляя бедрами, а я ухожу и быстро заканчиваю дела.
Пора проложить еще одну дорожку Чарли в уборной.
Сдав смену, я перехожу дорогу и чувствую приход. Я снова царь горы, по моим жилам струится холодное пламя, как тогда, в деревне под Бужумбурой, когда мы с Жаком поймали пацана на воровстве, и мы… Воспоминание проскальзывает мимо, как кусок сала, только эхо запаха крови и фекалий, отзвуки криков в ушах – и я опять чувствую горячее напряжение, будто молния ищет путь на землю. Секс – это поможет.
Если только она не начнет ломаться.
Она ждет меня у стойки, ножки скрестила, на лице надежда. Щечки пухлые, губки как… Я выкатываю улыбку, покупаю ей выпить и болтаю. Она улыбается и задает вопросы, чтобы выяснить… ха! Она хочет знать, нет ли у меня постоянной девушки, пилотка тупая. В общем, я ей рассказываю, что моя Элоиза погибла в аварии два года назад, и с тех пор я по ней скорблю.
Ну, дура, купилась на это, вопросы мне задает, сочувствует. Думаю, завтра я ее сдам человеку заказчика на Анс-Марсель, но сперва мы с ней повеселимся. Я корчу из себя скромного парня, который только для нее открывается, потому что половина сучек хотят, чтобы их жестко отымел совершенно незнакомый мужик, им только нужно сначала убедить себя, что он тонкий и чувствующий, чтобы выключить предохранители. В какой-то момент она начинает на меня смотреть с отвисшей челюстью, даром что слюни не пускает, так что явно пора. Я ее приглашаю к себе, и она соглашается.
Мы идем пешком – тут всего три квартала, – а она и глазом не моргнула на кучи мусора и закрытые ставни. Мы поднимаемся, я открываю дверь, а когда оборачиваюсь, чтобы втащить ее внутрь, она меня лапает! Обычно на этом этапе они все холодеют и начинаются отмазки, но на этот раз все идет как по маслу. У меня, конечно, стояк, и когда она меня целует, я обхватываю ее и начинаю задирать юбку. Рофинол в холодильнике, умней было бы сперва его ей дать, но какого черта, она и так вроде очень не против. Этой точно хочется жесткого секса – жалко, конечно, что она не знает про клиента, но тут уж что – жизнь такая. Я беру ее на руки и несу внутрь, захлопываю ногой дверь, а потом бросаю ее на постель и сам валюсь сверху. И что самое забавное, она не возражает, не отбивается, и сердце у меня заходится, а голова между ее ног, влажное мясо, теплое мясо, будто она и не знает, что отец сказал, что так нельзя, никогда так легко не давалось, и нельзя, чтобы она потом болтала, хоть она меня за плечо укусила и сосет, и – ох, отец, в груди больно…
Я открываю глаза и пялюсь на потолок отеля, пока не замедляется сердцебиение. У меня опять эрекция, я замерз на мокрой простыне, и чувство такое, будто меня сейчас стошнит.
– Рамона! – хриплю я, потому что горло у меня еще плохо работает со сна.
«Этот ублюдок просто скопытился на мне! – Я больше не чувствую его сознание, но он лежит на ней сверху, все еще спазматически подергиваясь, и я чувствую на языке ее отчаяние и страх. – У него, кажется, слабое сердце оказалось, лишнюю дорожку занюхал. Помоги мне кончить, Боб!»
«Что?..» – Тут я понимаю, что держусь за свой пенис, и отдергиваю руки так, будто они аджикой вымазаны.
«Помоги мне кончить! Пожалуйста!»
Теперь и я чувствую ее суккуба, будто черную воронку пустоты за фоном сознательных мыслей. Ничего человеческого в нем нет, ничего теплого – только сама смерть, не краткое забытье оргазма, а его полная противоположность – ледяная и полая, но алчущая жизни. Пустоту нужно наполнить, суккуб требует жертвы, и она выбрала Марка, но тот слишком рано преставился, и теперь…