Джентльмен-капитан

Армия Гленранноха рассыпалась, окружая Ардверран. На мгновение обернувшись, я подумал, что замок напоминает лишь призрак самого себя. Позади Джаджа стоял молчаливый «Вапен–ван–Веере» с наведёнными на разбитый корпус «Республики» пушками. Всего в сотне ярдов я видел Корнелиса на его шканцах. Я поднял левую руку, приветствуя его, а он неловко поднял правую, потому что помнил: если сделает это быстро, то вызовет еще один бортовой залп, и меня может разнести в клочья.

Я снова перевел взгляд на Джаджа.

— А ещё мой шурин, капитан ван–дер–Эйде, вон там.

Впервые с момента нашего знакомства Годсгифт Джадж казался по–настоящему изумлённым.

— Ваш шурин? — переспросил он. Потом улыбнулся. — Да, конечно, так и есть. Папы, кардиналы и графини могут интриговать как угодно. Господь знает, я всё продумал. Но человек предполагает, а Господь располагает. — Он вздохнул. — Значит, божественная справедливость.

Джадж сощурился, его губы скривились в жестокой усмешке.

— Что я за невезучий дурак. Я приказал убить Джеймса Харкера, чтобы развратник Карл Стюарт заменил его каким–нибудь ничтожеством. И я был очень доволен результатом. — Он издевательским жестом отдал мне честь, — но Бог решил, что этим ничтожеством станет зять лучшего голландского капитана. К тому же из фракции, ненавидящей наше дело. Что это, капитан, божественная справедливость или божественная ирония?

Я вспомнил Джеймса Вивиана и ощутил боль. Я знал эту историю, но слышать её из его язвительных губ было невыносимо.

— Вы убили Харкера?

Во взгляде Джаджа отсутствовали угрызения совести.

— Приказал его убить, да, разумеется. Кто же ещё, Квинтон? И его слугу. И этого презренного перебежчика Уоррендера, который пытался выдать нас Харкеру. Сейчас это ничего не стоит, ибо мы оба знаем, что я не сойду с этого корабля живым. Или вы убьёте меня, или меня растерзают ваши люди, если я убью вас. Вот что на самом деле означает глупые разглагольствования Карла Стюарта о примирении старых врагов. Единственное истинное примирение лежит в могиле. — Он улыбнулся блеклой, злобной усмешкой. — А именно туда, капитан, мы и направляемся.

— Но как?.. — спросил я и запнулся.

— Вам интересно как, капитан? — Джадж приподнял бровь, затем оглядел палубу и кивнул на человека, хорошо мне знакомого. — Видите Лайнуса Брента, помощника моего врача? Полезный тип. В юности он был учеником старого хирурга в Чипсайде, а тот долгое время баловался алхимией. Есть мало зелий, с которыми не знаком мой Лайнус. Как жаль, что его клинок не сделал с вами в Портсмуте того же, что его яды сделали с Харкером.

В этот момент Джадж поднял саблю в приветствии. Распираемый яростью, я встал в боевую стойку. Я не стану салютовать этому убийце и предателю. Это просто мясо, которое нужно порубить на куски и отомстить за Джеймса Вивиана, Джеймса Харкера и Натана Уоррендера. Я смотрел на Джаджа, и ярость прорвалась наружу.

— Во имя Господа Бога и короля, пробил час расплаты, Годсгифт Джадж.

— Мне плевать на вашего короля, Мэтью Квинтон. Мне по душе старая добрая идея Республики Англия. А еще главнее — любовь всей моей жизни и будущее моего сына.

Его губы растянулись в усмешке, он шагнул вперед, воздел клинок над головой и рубанул мне по плечу, но я был готов, и кавалерийский палаш моего отца заблаговременно отбил абордажную саблю. Я ответно кольнул Джаджа в бок, но для простого морского пехотинца он оказался очень подвижен, замахнулся и снова полоснул по тому же плечу. Я опять парировал и сделал выпад ему в грудь, но Джадж машинально бросил клинок вниз и отбил палаш. Клинки со звоном столкнулись, заскрежетала сталь. И снова я не сумел пробить его оборону. Абордажная сабля — хорошая штука, когда сражаешься на корабле или в толчее схватки, она режет и пронзает плоть как нож мясника, и Джадж мастерски ею владел, это уж точно.

Однако один на один, на море или на суше, два фехтовальщика — это только клинки и выучка. Годсгифт Джадж изучал мастерство владения саблей на море. Я получил своё от дяди Тристана, а тот учился искусству боя у своих брата и отца. Да, тогда я не был выдающимся фехтовальщиком, ещё нет, как не был и морским офицером.

Но я — сын, племянник и внук величайших фехтовальщиков. Пусть Корнелис и Кит Фаррел оставят при себе морскую премудрость. В тот миг ушли мои невежество и сомнения. Я держал в руке палаш и сделал то, ради чего столетиями рождались и жили поколения Квинтонов.

Я с силой рубанул Джаджу по поясу, и тот неуклюже парировал. Он явно привык расправляться с противниками одним ударом, максимум двумя. Он устал, и мы оба это знали. Я сделал выпад в грудь, но противник как–то ухитрился взметнуть саблю вверх и отразить удар. Я нанёс рубящий ему в плечо, но он отбил и этот.

«Перебрось в левую руку», — мальчишкой слышал я крик дяди Тристрама. Никто подобного не ожидает.