Джентльмен с Медвежьей Речки

– Ну, – говорю, – видал я людей и похуже. Вот что я тебе скажу, Джадкинс: не лезь туда, где ничего не смыслишь, ты, чертов пустоплет!

– Благодарю вас, мой щедрый друг, – сказал он, а папаша натянул поводья и спросил:

– Ты идешь домой, Брекенридж?

– Скачи вперед, – говорю. – Мы с Глорией вас догоним.

Папаша и все остальные мужчины с Медвежьей речки развернулись, вышли на дорогу и колонной двинулись домой. Стволы ружей сверкали в свете факелов, и никто ничего не говорил, только скрипели седла да мягко стучали копыта – так у нас на Медвежьей речке принято ездить верхом.

Когда они скрылись из виду, горожане из Жеваного Уха облегченно вздохнули, а затем схватили Донована и его банду и бросили их в тюрьму… не в ту, которую я разломал, конечно, а в ту, что уцелела.

– Ну вот, – сказала Глория, отшвырнув дубинку в сторону. – Вот все и кончено. Теперь-то ты не поскачешь в чужие земли, так ведь, Брекенридж?

– Не-ет, – говорю. – Мои родственники попросту ошиблись, так что я уж их простил.

Мы постояли так с минуту, глядя друг на друга, и вдруг она сказала:

– А ты… ты ничего не хочешь мне сказать, Брекенридж?

– Ну, конечно, – говорю, – хочу. Я тебе благодарен за все, что ты сделала.

– И все? – спросила она, слегка скрипнув зубками.

– А что еще мне говорить? – не понял я. – Я же ведь тебя поблагодарил, разве нет? Бывали времена, когда я мог сказать что-то еще, и ты с ума сходила от бешенства, Глория, но теперь, когда я знаю, что ты меня ненавидишь…

– Ах, чтоб тебя! – крикнула Глория и, прежде чем я успел сообразить, что она задумала, она схватила камень размером с хороший арбуз и треснула меня им по голове. Я был так ошарашен, что отшатнулся и прямо-таки сел на землю, а потом, когда поднял на нее глаза, меня будто молнией ударило.

– Так она же меня любит! – выпалил я.

– А я-то все гадаю, когда же до тебя дойдет! – воскликнула она.

– А чего ж ты тогда со мной так обращалась? – допытывался я. – Я-то думал, ты меня терпеть не можешь!

– Мог бы и сам догадаться, – сказала она и прильнула ко мне. – Сперва я разозлилась на тебя за то, что ты поколотил моего отца и моих бестолковых братьев. Я тогда наговорила лишнего, но это же я от злости, не взаправду. А ты вспылил и тоже наговорил глупостей, и я еще больше разозлилась, а потом уж я из гордости стала делать вид, будто мне все равно. На самом-то деле я никого не любила, кроме тебя, но ни за что бы в этом не призналась, пока о тебе говорили на каждом углу, пока ты разбрасывался деньгами и разъезжал с красивыми девицами, и все хотели с тобой подружиться. А я-то тебя любила и чуть с ума не сошла, но никому не показывала. Я бы никогда ни на кого даже и не посмотрела, кроме тебя! Но видишь, как быстро примчалась к тебе на помощь, как только ты попал в беду? Эх ты, огромный болван!

– Ну, тогда я даже рад, что все так вышло, – говорю. – Я ведь тоже никого, кроме тебя, в жизни не любил. Я только пытался позабыть тебя да заставить тебя ревновать, когда водился с другими девушками. Я-то думал, что тебя уже не вернуть, а потому хотел позабыть поскорей. Теперь-то я все понял и признаю свою ошибку. Ни одна девица не сравнится с тобой, красивей и храбрей тебя на всем свете не сыскать!

– Наконец-то ты одумался, Брекенридж, – сказала Глория.

Небо уже начало розоветь, в лесу защебетали первые пташки, а я вскочил на Капитана Кидда, поднял Глорию на руки, усадил ее перед собой, и мы поскакали по дороге на Медвежью речку.