Джентльмен

Лебедынцев подсаживается опять к карточному столу.

Мисс Уилькс (Горееву). Глядя на вас, можно подумать, что вы хороните, а не венчаете вашу дочь.

Гореев хочет уйти.

Постойте. Чего вы хмуритесь? Кажется, вы должны были бы лобызать мои руки за то, что я сделала для вашей Кэтт.

Гореев. Облобызаю в свое время.

Мисс Уилькс (шутливо хлопает его по плечу веером). Медведь! Я взяла у вас маленький кусочек живого мяса — и вот результат четвертьвекового неустанного труда. Дочь бедного учителя — первая московская миллионерша. И это я создала, я! Я могу гордиться, my dear! (Утирает глаза платком.) И я горжусь своим подвигом, я исполнила безмолвный завет дорогой сестры… Счастьем дочери искуплена загубленная жизнь этой страдалицы!

Гореев. У нас на счастье разные точки зрения, Евгения Фоминична. Вы считаете несчастьем судьбу моей жены, а я пожелал бы Кэтт того счастья, какое знала ее мать… Это было счастье, полное, светлое, человеческое счастье. Оно не было долгим. Я не знаю, впрочем, это ли счастье могло бы удовлетворить вас… и даже Кэтт.

Мисс Уилькс. Мой друг, вы именно химик! Вы думаете как-то наоборот всему свету. Вы не любите вашей дочери.

Гореев (весь съежился. Очень нервно). Нну… Если вы не позволили мне любить мою дочь, то это еще не значит… Вы ее отняли у меня, и вы правы с житейской точки зрения, а я виноват! Я и забросил ее, я и сам дожил до седых волос и не сумел создать себе ни богатства, ни положения, — словом, ничего из того, что, по- вашему, верх человеческого счастья и в чем ваш смысл жизни. Сейчас вам она обязана… Ну, чем обязана, дальше будет видно. Если жизнь ее пойдет по рельсам, я первый склонюсь перед вашей мудростью. Но если… Впрочем, все это впереди. Прощайте. Мы выбрали неудобное время и место для наших счетов, дорогая сестрица. (Уходит.)

Явление пятое

Мисс Уилькс. Ах, безумный! Ах, сумасшедший! Ах… дурак! (Обмахивается веером.) Совсем меня расстроил… Глаза, глаза… И у Кэтт иногда ребенком бывал такой же взгляд.

Входят Остергаузен и Люба. Мисс Уилькс опять уходит за деревья, но туда же направляются и вошедшие, так что мисс Уилькс приходится отступить глубже.

Люба. Merci. Кстати, я давно хотела спросить, вы умеете петь цыганские романсы под балалайку?

Остергаузен. О, теперь это уже не в моде. Пять лет назад это было в большой моде, и я тогда начал учиться, но, пока я успел досконально выучить три романса, эта мода уже прошла.

Люба. Что ж такое, что мода прошла? Я ужасно люблю. Пойдемте, я дам вам гитару, попробуйте спеть.

Остергаузен. Не могу.

Люба. Отчего?

Остергаузен (вздыхает). Оттого, что я мог бы теперь петь только меланхолически.

Люба. Это почему?

Остергаузен (осторожно). Любовь Денисовна! Позвольте мне описать состояние моей души. Я не принадлежу к числу тех индивидуумов, которые истратили огонь своей молодости. Вы знаете «Перчатку» господина Бьернсона?

Люба. Нет. Я беру у мисс Уилькс.

Остергаузен. Нет, это другое произведение, это драматическое. Один молодой человек хочет жениться на одной молодой девице, но она не хочет, чтоб он на ней женился, потому что он падший. Позвольте, Любовь Денисовна… Вы этого пока еще не можете понимать. Но вы поймете потом… Вы имеете красоту и нежную душу, созданную для семейной добродетели. Я имею сердце и древнее имя. Позволите ли вы мне исполнить цель моей жизни и просить вашей руки у достоуважаемой родительницы вашей?

Люба (обрывая лепестки орхидеи, вскидывает на него глаза). Я… не знаю.

Остергаузен. Виноват, я упустил одно обстоятельство. Даже два. Во-первых, я давно люблю вас и ваше присутствие наполняет меня сладостью чистой любви. Во-вторых, я твердо решил не допускать, чтобы на вас женился другой индивидуум.

Люба. Как же вы это устроите, интересно?

Остергаузен. У меня в замке, который маленький, но в порядке, есть зал для стрельбы. В нем я допускаю мух. Из десяти выстрелов я убиваю восемь мух, а две улетают. Судьба этих восьми постигнет… Но я вижу смотрящую на нас особу.

Мисс Уилькс (выходя из засады). Ах, какой вы злой, граф. Люба, он вас напугал.

Остергаузен. Нет, я не злой, я решительный. И у меня правило — не допускать соперников.

Мисс Уилькс. Мой ангел, вы дрожите, он вас обидел!.. О, моя прелесть!

Люба (тихо мисс Уилькс). Ах, какой он смешной. Я прысну.

Мисс Уилькс (ей). Тсс… (Громко.) Вы, кажется, посмели надеяться…

Остергаузен. Графы Остергаузены всегда на все смели надеяться. Если нежно любимая мною девица, естественно, смущена, то я могу отложить на полгода… даже на один год окончательное решение. Но я никого не оскорбил, потому что я действовал по всем правилам.

Мисс Уилькс. Идите к maman, Люба, скажите ей все. — Нет, граф, останьтесь… — Идите, мое милое дитя, идите.

Люба идет к среднему выходу, к ней подходит Лебедынцев, расстроенный. Остергаузен в волнении ходит.

Лебедынцев. Проигрался вдребезги. Пойдемте танцевать.

Люба. Ах, не до танцев мне. Знаете, я получила предложение.

Лебедынцев. Да ну? Граф?

Люба (кивает головой). Он самый!

Лебедынцев. Ну и что же?

Люба (пожав плечами). Вот подумаю.

Лебедынцев. Эх, графинечка, что тут думать! Мы все на один образец.