Машков понял. Строгое внимание в его глазах сменилось мимолётной растерянностью, потом – не менее мимолетной благодарностью к Бате, который намеренно выводил его из-под огня, потом опять растерянностью. Лезть в убежище террористов и ставить его на прослушку – это был, без преувеличения, вполне смертельный номер. Неизвестно, что там за “дача”, как назвал её Бурлак, но подступы к ней могут охраняться, могут быть заминированы. Не исключён также вариант, что за ними присматривает местная служба безопасности. А то и не местная. Встретив там МОССАД или ЦРУ, Машков бы ничуть не удивился. После последних событий он даже не удивился бы, нарвавшись там на “дядьков”, то есть на Службу внешней разведки. Словом, как ни крути, а шансов залезть в волчье логово и вернуться домой с целой шкурой судьба сулила бы смельчаку ничтожно мало. Сулила бы – если бы смельчака не назначили командиром. А место командира – где, как Чапай объяснял? Позади, за лихим конём.
– Системы получи у Финогена, – сказал Бурлак. – Микрофоны, камеру и кампутерную барабаху – если у них там кампутер имеется. Пускай Финоген все объяснит. Андроныч и 4F-056-012 пускай там садятся на стационар – неделю, как минимум, будем их кнокать. Ты, если всё гладко пройдет, как отруководишь – дай знать, и задержись там на сутки-другие. Если материал какой уже пойдет – мне привезёшь. А в дальнейшем лучше подбери курьера. Чтобы раз в два дня мотался туда-сюда. Денег дам сколько надо. С курьером лично ты будешь на связи. Всё ясно?
– Все! – Машков резко поднялся.
– Погоди ты! Куда вскочил! Сядь, мы ещё коньяк не допили.
Машков послушно сел.
– Ты ведь не всё спросил, что хотел, а?
– Так точно… – Машков уставился в пол и упорно не поднимал глаз на Батю, который, напротив, так и сверлил его тяжёлым взглядом из-под косматых бровей..
– Ну и спроси, пока не поздно…
– Так… – Машков усмехнулся, но усмешка вышла какая-то кривая и неискренняя. – Что спрашивать-то, если вы и сами знаете, о чём вопрос. Уж и ответили бы…
– Подыми глаза, – тихо сказал Бурлак.
Машков подчинился. Вид у него был растерянный, даже пробор светлых волос как-то растрепался, и бравый капитан ГРУ уже был похож не на бравого капитана, а на нахохлившегося воробья, которому юные пионеры ни за что ни про что запердолили под хвост алюминиевой пулькой из рогатки.
– Операцию, сынок, выполнять любой ценой! – сказал Бурлак.
– Разрешите идти? – сухо спросил Машков.
– Не разрешаю, – сказал Бурлак, не повышая тона. – Не разрешаю. Ну-ка, смотри мне в глаза. Ты что тут, барбос, комедию передо мной ломаешь? Кровушки чужой пожалел? Гуманистом, что ли, заделался, говна кусок?.. Отвечай, падла, когда тебя спрашивают!
Батя грохнул кулаком по столу и стал ждать ответа. Вот он, момент истины, подумалось ему. Если ты мне скажешь сейчас, что никак нет, мол, не заделался гуманистом, и кровушки чужой расход замерять не собирался, каблуками щёлкнешь и отправишься выполнять, тогда ты мне не нужен, сынок. Сто лет ты мне не нужен ни в качестве пикадора, ни в качестве ковёрного. Ты меня, сынок, сдашь с потрохами, как только дойдёт до тебя, что работаю я не на военную разведку, а на себя лично. Потому что твой ответ будет означать, что система уже перемолола тебя, перемолотила, все человеческие органы от тебя отчленила, сотворила из тебя железного пидора в гнойной каске со звездой с оловянными глазами, и всё, что в волчью нашу концепцию охраны священных рубежей не вписывается – подлежит немедленному искоренению дежурной бригадой ликвидаторов из числа вышестоящих товарищей… Или наоборот: может, ты слишком оволчился, так оволчился, что стал волчарой в квадрате, что позволишь мне вместе с тобой выскочить из Системы, а там улучишь удобный момент и сожрёшь меня, сам заделавшись вожаком, в стае, которую я соберу. Нет, сынок, не выйдет, в стае только один вожак, только один волк в зверинце может быть, а в соратники мне на переходном этапе человек нужен, человек…
– Да парня жалко, – сказал Машков после некоторого раздумья. – А так я – что?.. Я – ничего…
– Ну вот и молодец, сынок, – с облегчением сказал Бурлак, чем вызвал на лице своего подчиненного гримасу недоумения. – Вот и хорошо. Порадовал ты старика. Давай-ка бери свою рюмку, да допьём коньячок-то. А потом и ступай. Да не забудь антиполицаем зажрать, чтобы anjelitos verdes[73]
по дороге не приставали!..Они выпили, не чокаясь, что могло бы вызвать у обоих определённые аллюзии с поминками по 4F-056-012, но не вызвало ни у того, ни у другого, потому что под действием выпитого Бурлака уже отпустили традиционные утренние хвори пятидесятишестилетнего мужчины, а Машков утверждал себя в намерении операцию выполнить не любой ценой, а жизнь Ваньке Досуаресу при этом все-таки сберечь.
Тут Бурлак совершил действо, от которого пятый шифровальщик Гришка, наверное, хлопнулся бы в обморок и до вечера не вставал.
– Возьми сала, – он протянул Машкову золочёную вилочку. – Добре на коньяк ложится. Чтобы калган по дороге не закружился. Ну?..