– От матери-земли и обратно? Сегодня вечером – около пяти минут, одну из которых я потратил, чтобы выполнить чужую работу.
– Что! – воскликнул я. – Вы хотите сказать, что поднялись по лестнице и спустились обратно, влезли и вылезли из окна, взломали ящик и жестяную коробку, вставили в двери клинья, убрались оттуда с мантией пэра и так далее – всего за пять минут?
– Я этого не говорил. Более того, я этого и не делал.
– Тогда что вы имели в виду и что же вы сделали?
– Я выполнил работу в два приема, Банни! Вчера под покровом ночи я провел генеральную репетицию и именно тогда унес мантию. Наш благородный друг все это время храпел за дверью, но мое предприятие тем не менее достойно занять высокое место среди моих скромных подвигов, поскольку я не только взял то, что хотел, но, как хороший мальчик, за собой прибрал и оставил комнату точно в таком же виде, как нашел. Это заняло намного больше времени. А сегодня мне оставалось только устроить небольшой беспорядок, устранить кое-какие огрехи и оставить очевидные свидетельства того, что это старье стащили сегодня. Если вы задумаетесь, именно это и нужно было сделать, или, как сказали бы ваши друзья-писатели,
Вы можете подумать, что я внимал Раффлсу в немом и восторженном изумлении. Но я давно уже ничему не удивлялся. Если бы сейчас он сказал мне, что ограбил Государственный банк Англии или Тауэр, я бы ни на секунду не усомнился. Я был готов отправиться с ним в Олбани и найти регалии пэра, спрятанные у Раффлса под кроватью. Я даже взялся за пальто, когда Раффлс надевал свое. Но он и слышать не хотел о том, чтобы я его сопровождал.
– Нет, дорогой Банни, я по горло сыт треволнениями и хочу спать. Можете мне не верить – допускаю, что кажусь вам дьяволом во плоти, – но эти пять минут, которыми вы так восхищаетесь, были чересчур напряженными даже для меня. Обед должен был начаться без четверти восемь – признаюсь, я отводил себе вдвое больше времени, чем получилось на самом деле. Но первый гость прибыл только без двенадцати восемь, поэтому наш хозяин не торопился. Мне не хотелось приходить последним, поэтому я появился в гостиной без пяти восемь. Но теперь, когда все позади, это уже не имеет значения.
И это было последнее, что он сказал, после чего кивнул и пошел своей дорогой. Что ж, и я больше ничего не добавлю, потому что не нужно быть ни криминологом, ни тем более членом клуба криминологов, чтобы помнить, что Раффлс сделал с мантией и короной достопочтенного графа Торнаби, кавалера ордена Подвязки. Он поступил именно так, как ожидали джентльмены, с которыми он встретился в тот день, и совершил это в той самой характерной для него манере, которая помогла наверняка избавить их от остатков подозрений, будто он – это и есть он. По очевидным причинам пришлось избегать каких-либо адресов и наклеек, а уж о “Картер Патерсон”[66]
и речи быть не могло. Раффлс просто поместил “старое барахло” в камеру хранения на вокзале Черинг-Кросс и послал лорду Торнаби квитанцию.Ловушка для взломщика
Я уже выключил свет, когда в соседней комнате яростным набатом зазвонил телефон. Я выпрыгнул из кровати – скорее полуспящий, чем полупроснувшийся; еще минута – и я бы не услышал звонка. Был час ночи, в тот вечер я ужинал со Свигги Моррисоном в его клубе.
– Алло!
– Это вы, Банни?
– Да… Раффлс, это вы?
– То, что от меня осталось! Банни, вы мне нужны – немедленно.
Даже по телефону было слышно, как у него от страха и волнения дрожит голос.
– Ради бога, что случилось?
– И не спрашивайте! Никогда не знаешь…
– Я сейчас приеду. Вы меня слышите, Раффлс?
– Что такое?
– Вы меня слышите?
– Да-а-а…
– Вы в Олбани?
– Н-нет, нет, у Магвайра.
– Вы мне не говорили. А где Магвайр?
– На Хафмун-стрит.
– Я знаю. Он там?
– Нет… еще не пришел… я в ловушке…
– В ловушке?!
– Которой он похвалялся. Поделом мне! Я ему не верил. Но теперь я все-таки попался… все-таки попался!
– Он же говорил нам, что ставит ее каждый вечер! Ох, Раффлс, что же это за ловушка? Что мне сделать? Что принести?
Но его голос становился все слабее и слабее с каждым словом, а теперь и вовсе пропал. Снова и снова я спрашивал Раффлса, там ли он и слышит ли меня, но единственным ответом был тихий металлический гул телефонной линии. И тут, пока я сидел, все еще прижимая к уху трубку и в смятении блуждая взглядом по своим надежным безопасным стенам, послышался одинокий стон, за которым последовал устрашающий грохот падающего тела.