Что-то случилось с Генри, он как-то внезапно повзрослел. Времена, когда он был мальчуганом, полным затей, казались такими далекими. В детстве, например, ему удавалось продать больше всех билетиков рождественской лотереи Спортивного общества, которая начиналась уже в августе. Генри всегда разносил больше рекламных листков, чем остальные, собирал больше стеклянных бутылок. Он даже организовал мальчишек, живущих в том же доме, и они собирали бутылки вместе, более эффективным способом. Им выделили кладовку, в которую они складывали улов, а собрав несколько сотен, отвозили их на детских колясках в винный магазин.
Но все это было давно. Генри еще занимался боксом, но теперь дикси и девчонки интересовали его куда больше. Это Грета понимала. Генри просто превратился из мальчика в молодого мужчину, и произошло это неожиданно быстро.
Но тем вечером на исходе зимы шестьдесят первого года он ел за двоих, а такое успокаивает даже самую встревоженную мать. Генри спокойно проглотил пять голубцов с брусничным вареньем и столько же картофелин. Лео вяло ковырялся в тарелке, пока Генри с пыхтением отрезал куски сыра толщиной с телефонные каталоги. Но зато Лео учил уроки. Он был таким способным, что в начальной школе его заранее перевели на класс старше. Как говорил дед: сделать бы из них двоих одного мальчишку. В этой ужасной фантазии было зерно здравого смысла.
— Ешьте хетвег, мальчики, — сказала Грета, выставив на стол семлы[19]
и теплое молоко. Вероятно, она единственная во всей Швеции, не считая жителей Эланда и ее Стормёнских родичей, называла семлы «хетвег».Генри проглотил две семлы с горячим молоком, одновременно слушая радио и читая вечернюю газету. Повсюду комментировали Матч, и Генри лишь качал головой. Время Инго прошло безвозвратно. Нечто подобное произошло и с Генри. Его время тоже вышло, и он лег спать. Лео учил уроки на кухне, Грета гладила рубашки, в том числе одну новую: Генри сказал, что купил ее. Под воротничком виднелись инициалы «B. C.». Задумавшись, Грета выгладила эту сорочку особо тщательно. Я бы не удивился, если бы на хлопковой ткани остались влажные следы слез, пусть это и звучит слишком напыщенно. «Почерк тот же самый, хотя рука ничего не весит. Только блокнот надо держать, а то он уплывет из-под рук», — сказал Гагарин. Так и с братьями Морган: их нужно держать, связывать в сценах и эпизодах, чтобы они не уплыли в ледяной космос памяти и сознания, из которого порой отчаянно пытаешься выбраться в неумолимо страшном сне.
Имея слабость связывать события своей жизни со значительными моментами истории, Генри утверждал, что в ту минуту, когда мир узнал, что Юрий Алексеевич Гагарин совершил виток вокруг Земли в космосе, он покоился на коленях Мод. Вероятно, обоим не было дела ни до Гагарина, ни до его полета.
Мод подошла к окну, приподняла штору и взглянула на улицу Эстермальмсгатан и церковь Энгельбректсчюркан, колокола которой пробили девять. Мод жила на улице Фриггагатан, в квартале Лэркстан, в английском доме с кирпичными стенами, увитыми плющом. Ее красивая квартира была уставлена эротическими деревянными статуэтками из Индонезии.
— Весна, Генри! — сказала Мод. — Послушай!
Она открыла окно, и комнату наполнили щебет птиц и запах — знакомый запах разогретых апрельским солнцем крыш и тротуаров.
— Скоро эта сосулька упадет, — она кивнула в сторону огромного ледяного копья, свисавшего с крыши. — Боюсь сосулек…
— Это просто wasser,[20]
— отозвался Генри. — Отлично подходит для коктейлей.— Ну ты и здоровяк, — сказала Мод.
— Не стану отрицать, что мускулы у меня есть, — ответил Генри, щупая свой правый бицепс. — И я не боюсь сосулек. Вот брат мой, Лео, он сосулек очень боится. Он вообще всего боится, иногда у него случаются приступы, и он целыми днями бредит в постели. Мать кладет холодные полотенца ему на голову и лодыжки, это успокаивает.
— Он так боится сосулек?
— Да он всего боится! Мало того, — продолжил Генри, — неделю назад он прибежал домой, сбросил с себя одежду, кинулся на кровать и стал бредить и трястись, будто в лихорадке. Он сказал, что шел по Хурнсгатан прямо за женщиной, которая везла коляску, и с крыши вдруг упала целая ледяная глыба. С тонну весом, как он сказал. И все это рухнуло на коляску. Женщина стала в истерике разгребать лед, расцарапала себе руки до крови, пальцы окоченели, но младенца она все-таки достала, и стала кричать, что он жив, жив, хотя от него почти ничего не осталось.
— Он и ребенка мертвого увидел? — в ужасе спросила Мод.
— Да не было никакого ребенка, — ответил Генри. — Лео просто бредил, ему все померещилось. Он, наверное, скоро свихнется. Переучился.
— Это ты свихнулся, — сказала Мод.
— В таком случае свихнулись мы оба, — ответил Генри. — Ты и я.