Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер

Сестра Джеральда, Маргарет, запомнила Урсулу иначе. Ей она пред­ставлялась «молоденькой, легкомысленной пташкой, с длинными светлыми волосами, сидевшей, склонив голову набок, что очень раздражало всех во­круг». В своих книгах Джеральд утверждал (опять же, чтобы никто не до­гадался, кого он имеет в виду), что у Урсулы были темные вьющиеся воло­сы. Ее большие глаза обрамляли длинные черные ресницы, а над ними из­гибались очень темные брови. «Ее рот, — писал Джеральд, — имел такую форму и мягкость, что казался совершенно, ни при каких обстоятельствах, непригодным для поедания копченой селедки, лягушачьих лапок или чер­ного пудинга».

Когда Урсула поднялась, чтобы выйти из автобуса, Джеральд заметил, что она довольно высокого роста, что у нее длинные ноги отличной формы и «та гибкая, подвижная фигура, которая заставляет молодых людей сразу же погрузиться в распутные мысли». Он расстроился, полагая, что никогда больше не увидит эту замечательную девушку. Но через три дня она ворва­лась в его жизнь и осталась в ней на целых пять лет.

Джеральд встретил Урсулу вновь на дне рождения у приятеля, и она мгновенно окрестила его «жукологом». Стоило Джеральду увидеть ее, как он потерял голову. Его очаровала не только ее красота, но и совершенно уникальная речь — «ее суровая, решительная, непрекращающаяся война с английским языком». Эта стройная, очаровательная красотка страдала от своеобразной разновидности устной дислексии. Она использовала слова и выражения совершенно не в том смысле, какой они в себе несли. Было со­вершенно невозможно предугадать, что она скажет в следующую минуту. Она могла с восторгом рассуждать об «архипелагах Моцарта», о том, что быков отправляют к ветеринару, чтобы «хлестать», и об «абордаже», сде­ланном ради избавления от внебрачного ребенка. В мире Урсулы никогда не было огня без дыма, а катящийся мох не обрастал камнями. В чопорном мире борнмутского высшего света «она роняла кирпичи, как неопытный подсобник на стройплощадке».

Эта встреча стала началом длительной (и, возможно, так никогда и не прекращавшейся — это осталось неясным) романтической игры кота с мы­шью. Чтобы произвести на Урсулу впечатление, Джеральд убедил бывше­го мужа Маргарет, Джека Бриза, отвезти его на свидание на старинном «Роллс-Ройсе». Джек надел свою офицерскую форму, чтобы выглядеть как персональный шофер… Продолжая свою игру, Джеральд пригласил свою подругу на обед в «Грилл-рум» («Она отличалась аппетитом ненасытного питона, — вспоминал он, — и совершенно не думала о деньгах»), затем на симфонический концерт (на концерт Урсула принесла своего щенка-пеки­неса, он вылез из корзинки и устроил небольшой переполох), а затем на природу и в свой любимый паб «Квадрант и Компас», где престарелые за­всегдатаи не сумели устоять перед ее невероятным английским («Прелест­ная молодая женщина, сэр, — сказал один из убеленных сединами ветера­нов, — несмотря на то, что иностранка»). В те дни Джерри с трудом нахо­дил общий язык с отцами своих подружек, и высокомерный, чопорный отец Урсулы не стал исключением. Как-то раз Джеральд привез Урсулу до­мой довольно поздно, и ее отец набросился на него с хлыстом, угрожая вы­трясти из него всю душу, если подобное еще хоть раз повторится.

Но хотя Джеральд был влюблен в Урсулу, его сердце было навсегда от­дано животным. Она понимала, что раньше или позже ее возлюбленный кончит свои дни в объятиях гориллы или будет сожран на завтрак голод­ным львом. Однажды она позвонила ему. Голос Урсулы был настолько пронзительным, что Джеральду пришлось отодвинуть трубку от уха.

«Дорогой, — радостно сообщила Урсула, — я обручилась!»

«Я почувствовал внезапную сердечную боль, — вспоминал Джеральд об этом горьком моменте. — Одиночество навалилось на меня. Не то чтобы я был влюблен в Урсулу или собирался жениться на ней — боже сохрани! Просто я неожиданно понял, что теряю человека, который всегда освещал окружавший меня мрак».

Вскоре Урсула вышла замуж за своего избранника. Много лет спустя они с Джеральдом встретились в изящном эдвардианском кафе «Кадена», заполненном весьма респектабельной публикой. Когда открылась дверь, стало ясно, что Урсула вскорости ожидает второго ребенка.

«Дорогой! — с порога закричала она. — Дорогой мой! Дорогой!»

«Она обняла меня, — вспоминал Джеральд, — и поцеловала именно так, как целуются во французских фильмах. Английские цензоры обычно вырезают подобные поцелуи как неприемлемые для британской публики. Целуясь, Урсула жужжала, как целый рой обезумевших от похоти пчел. Она изо всех сил прижималась ко мне, чтобы я ощутил всю прелесть ее объятий и почувствовал, что она искренне рада меня видеть. Несколько пожилых леди и один неплохо сохранившийся отставной военный уставились на нас с явным неодобрением».

«Я думал, ты замужем», — сказач Джеральд, с некоторым усилием вы­свобождаясь из объятий старинной подруги.

«Так и есть, дорогой, — отвечала Урсула. — Ты не заметил, что я стала лучше целоваться?»

Они уселись за столик.