Джесси

– Да. За исключением, возможно, некоторых подробностей.

– Я не хотела тебя во все это посвящать… Думала – разберусь сама. Но у меня это не очень-то получается. Извини… И если позволишь, я начну с самого начала. Ты, только, пожалуйста, выслушай меня. – И после небольшой паузы Вика продолжила: – С детства мне казалось, что во мне живут два человека. Один – самонадеянный, высокомерный, другой – обуреваемый страхами, сомнениями, различными комплексами, а сама я была как бы третьим, и пыталась как-то жить между этими двумя. Но после покаяния в церкви вдруг почувствовала, что их больше нет. Они исчезли и я одна! И живу своей жизнью, естественно и без страха выглядеть смешной, не такой, как все; без желания казаться лучше, чем я есть на самом деле… Я поняла, что могу быть искренней, не прилагая к этому никаких усилий, и жить без оглядки на чужое мнение. Это была свобода, о которой, – наверное, даже не вполне осознавая этого, мечтает всякий человек. И в первую очередь – эта была свобода от самой себя, от своей предвзятости, от осознания своих комплексов и недостатков. Я ничего для этого не делала. Да и как я могла бы что-то делать, если даже не знала, что подобное вообще существует! Это было и вправду здорово!! Эйфория, чувство, будто я люблю весь мир и он мне необыкновенно мил и дорог… Я умилялась тому, как вокруг все прекрасно и было странно, что я не замечала этого прежде. И даже сломанная ветка, которую я раньше даже бы не заметила, вызывала во мне необыкновенную жалость. Умиление, восторг и жалость – вот эти чувства, которые владели мною в те дни. Потом это прошло… Да, наверное, это и правильно – нельзя же постоянно ходить с лицом, выражающим либо восторг, либо крайнюю скорбь. Подобное устойчивое состояние в психиатрии обусловливается определенным диагнозом… Но внутренняя гармония, душевная радость, чувство, что Бог всегда рядом и я не одна – это осталось. Но вчера вечером что-то изменилось. Вернее, не что-то – изменилась я сама… – Ей вдруг захотелось рассказать ему про свой странный сон, но она подумала, что он не поймет, и она только причинит ему лишние переживания. И Вика продолжила: – Будто бы я совершенно одна. Как будто Бог оставил меня, и порой мне кажется, что все, во что я ещё совсем недавно так свято верила – это самообман, мистика, иллюзия, призрачный сон… Даже Бог – и тот стал для меня, словно кем-то выдуманный… Бутафорским! Мне хочется вернуться к привычному мне восприятию мира без иллюзий и без прикрас, смотреть на вещи не через призму евангельского учения, а реально, называя белое белым, черное черным, а не как в сказке «Алиса в стране чудес» – приукрашивая всё призрачным цветом очков. Мне хочется обыкновенной жизни и, наверное, обыкновенного понятного счастья. То, что было со мной, это ошибка. Я – не тот человек, который может посвятить себя Богу… Я попросту не достойна этого! Настоящая «я» – сейчас; и то, что я сейчас чувствую и переживаю – это и есть моё настоящее «я»; и если это духовное падение – пусть будет так… Ведь в Библии написано, что званых много, но мало избранных. Хотя не скрою, что мне необыкновенно дорого все то, что я испытала и прочувствовала… Я противоречу сама себе! Я хочу и той, и этой жизни!! Не обращай на меня внимания – я сейчас словно соткана из противоречий…

Гена ответил не сразу. Он продолжал идти молча, от его весёлости не осталось и следа.

– Утром по телевизору, в программе «В мире животных», показывали семейство орлов, – наконец прервал он свое молчание. – И я сделал для себя некоторые выводы. Если хочешь, могу поделиться ими с тобой.

– В мире животных? Да уж, сегодня это как раз для меня…

– С тобой трудно говорить.

– Извини… Если ты готов говорить, я буду слушать.

С самой первой минуты сегодняшней встречи Гена ощутил отчужденность, внезапно возникшую между ними. Она и вызвала его излишне показную веселость, как желание возвратить существовавшее до этого обоюдное дружеское доверие. Но Вика распознала фальшь, и теперь ему было стыдно за эту неестественность. И он стал рассказывать уже в своей спокойной, рассудительной манере.