Джевдет-бей и сыновья

Поставив пепельницу на место, Мухиттин, не осознавая, что делает, открыл ближайшую дверь и вошел в кабинет. «Сколько лет мы играли здесь в покер! А сейчас… Нет-нет, я… Я пойду к Гыясеттину Каану и скажу, что Махир Алтайлы и прочие предали наше дело. А я буду работать с вами… Журнал…» Взгляд его вдруг остановился на портрете Джевдет-бея. «Джевдет-бей… Вся его жизнь… Вещи, вещи, семья, дети, счастье, радость!» Джевдет-бей смотрел на Мухиттина и будто говорил: «Будь осторожен!» Мухиттин вышел из кабинета и уже собирался спуститься вниз, когда его вдруг охватило любопытство. «Что, интересно, в других комнатах?» Он открыл первую попавшуюся дверь — это оказалась спальня Османа и Нермин. Ставни закрыты, комната, как и весь дом, погружена в полумрак. «Большая постель… Здесь торговец спит со своей женой… Запах духов и мыла… Бархатные кресла… Вот где они живут!» Ему хотелось все здесь порушить и разломать. Еще хотелось рассмеяться, но не было сил. Отвернув край покрывала, он достал из-под подушки пижаму Османа, развернул, посмотрел… Вроде простенькая, синяя в белую полоску, но все равно понятно, что это пижама богатого человека. «Никогда не буду больше спать в пижаме!» Он попытался представить себе, как Осман, одетый в эту пижаму, размышляет о своих торговых делах или разговаривает с Нермин голосом, будто вымытым с мылом. Потом вернул все на свои места и пошел в комнату напротив. «Это комната Джевдет-бея, а вот его кровать!» С фотографии на стене все так же предостерегающе смотрел сам Джевдет-бей. Мухиттин глядел на кровать и думал, что Джевдет-бей спал в ней многие годы. «Эх, Джевдет-бей!» — пробормотал он себе под нос и будто ощутил на миг атмосферу праздника: словно открывались и закрывались двери, входили и выходили гости, разговаривали, смеялись, жили — а ему оставалось только слушать издалека их голоса. «Я пьян!»

В самом темном углу комнаты стоял платяной шкаф. Мухиттин подошел к нему и быстрым движением раскрыл дверцы. С одной стороны висели платья Ниган-ханым, но это было неинтересно. С другой стороны были ящики. Мухиттин начал их выдвигать. Полотенца, скатерти, куски шелковой ткани, несколько фарфоровых чашек… Он поднял голову. «Они всем этим пользуются… Используют, живут и довольны жизнью!» Неожиданно он покачнулся, испугался, что упадет, и опустился на кровать. «Полежу здесь немножко. Если кто-нибудь придет, встану. Пойду к Гыясеттину Каану и скажу, что остальные предали наше дело. Что он на это скажет? Я читаю ваши статьи! Какая мягкая постель… Слышно, как часы тикают. Махир и Хайдар! Кажется, шаги? Да я уже, собственно, собирался вставать. Встану, чтобы они не решили, что я пьян. Встану и скажу Рефику, что замечательно себя чувствую. Вошел! А я тут прилег немножко… Слаб человек! Особенно когда выпьет. Я уже несколько лет…»

— А, вот ты где! Что это ты здесь делаешь? Тебе плохо? Сблевал бы — лучше станет.

— Все со мной в порядке! — сказал Мухиттин и встал.

— Ты, вижу, шкаф открыл? Смотрел, что там лежит?

Мухиттин попытался улыбнуться:

— Дай, думаю, взгляну. Что такого, если посмотрю, что там за вещи…

— Несчастен ты, так ведь? Вещи! Вещи Ниган-ханым?..

— Закрой, закрой! Вдруг Рефик зайдет?

Омер обвел взглядом выдвинутые ящики, платья Ниган-ханым и всю чистую, прибранную комнату.

— Ты не знаешь, что делать с этой культурой, правда?

— Комната Джевдет-бея мне нравится. Другая комната, где Осман живет, гораздо хуже…

Омер понимающе кивнул головой:

— И с культурой этой, с этими вещами ты не можешь ужиться, и без них тебе жизнь не в жизнь! На культуру ты злишься или на самого себя? Вещи тебя выводят из себя или собственное неопределенное положение?

— Вот бы мы могли быть, как Рефик!

— Обеды, ужины, улыбки, семейные праздники… — проговорил Омер, задвигая ящики. — Ты, значит, тоже…

— Закрывай быстрее! Кстати, ты что, не понял, что я шучу? Поверил, да?

Как раз когда Омер закрыл дверцы шкафа, в комнату вошел Рефик.

— В чем дело, ребята? Уф, ну и душно же здесь!

— Я искал полотенце, — сказал Мухиттин.

— Мы беспокоились, что с тобой случилось. Все в порядке? Это мы виноваты, разве можно пить в такую жару? А эту комнату надо проветрить. Потом выпьем кофе, — говорил Рефик, раздвигая шторы и открывая ставни. В комнату хлынул чистый, яркий солнечный свет. — Ох, как же хорошо на улице! В саду так красиво! И ветерок дует. Давайте-ка выпьем кофе в саду. Под каштаном будет прохладно. Слышите, цикады стрекочут?

— Нет, больше я встречаться с вами обоими не буду! — сказал Мухиттин.

Глава 58 ВОСКРЕСЕНЬЕ

— Пожалуйста, Осман, миленький, не гони так! — сказала Ниган-ханым.

— Как же мне ехать, мама, скорость и так меньше пятидесяти!

— Да не на меня смотри, не на меня, на дорогу!

— Я и смотрю, а вы, мама, меня… — пробурчал Осман и сделал вид, что не договорил фразу, потому что сердит, но на самом деле вовсе не злился. «После обеда поеду к Кериман!» — думал он, чтобы успокоиться. По воскресеньям во второй половине дня они с Кериман встречались в квартире, которую он для нее снимал.