Джевдет-бей и сыновья

Дверь открылась, и в комнату вошла дочь хозяина дома. Махир Алтайлы замолчал и стал ждать, пока она составит на поднос кофейные чашки. На девушку никто не смотрел, но, должно быть, все о ней думали. Она была некрасива. Почувствовав, как нарастает в нем желание бросить кому-нибудь вызов, Мухиттин поднял голову и открыто, не стараясь, чтобы это осталось незамеченным, без всякого стеснения посмотрел на девушку. Даже не посмотрел, а уставился. Потом почувствовал гордость: не побоялся бросить вызов. «Интересно, что они сейчас обо мне думают? Наверное, находят меня мерзким типом! Считают меня слишком культурным… Или слишком наглым. Для них это, впрочем, одно и то же. Для них… Кто такие они? Я тоже один из них. Нельзя поддаваться сомнению, отвратительному, мерзкому сомнению, нельзя прислушиваться к брюзжанию разума! Я должен верить! И я буду верить, Аллах свидетель, буду! Заставлю разум заткнуться! О чем они говорят? Сегодня Рамазан… Что, интересно, делает Рефик? Махир-бей в сотый раз объясняет, что такое Rassen Psychologie. Говорит, что принадлежность к той или иной нации нельзя определять только на основании антропометрических характеристик, необходимо учитывать особенности исторического пути. А они слушают. Я уже давно в этом вопросе разобрался, так что мне слушать незачем. Лучше подумаю. Сегодня Рамазан, а Рефик… Нет, лучше все-таки послушаю. И как у меня написались те стихи? Нет, я все делаю правильно! Стихи Барбароса будут напечатаны в январе… Все, буду слушать. О чем это он? Испанцы склонны к бурному проявлению эмоций, падки на чувственные наслаждения и аристократичны, стало быть, они… А мы, турки? Мы бы сказали, что нам свойственны доблесть, отвага и воинственный дух… А иностранцы вспомнят про гостеприимство и кебаб и… Все, хватит!»

Глава 47 СКУКА

Омер лежал, вытянувшись на кровати, смотрел в потолок и никак не мог решить, куда бы ему пойти. Суббота, четвертый час дня, а он до сих пор не побрился — стало быть, можно пойти в парикмахерскую. Ему скучно, не хочется быть наедине с самим собой, тянет к дружескому общению с умным человеком — значит, можно навестить Самима, однокашника по инженерному училищу. Но ни в парикмахерскую, ни к Самиму идти не очень-то хотелось, так что Омер продолжал размышлять. «Можно пойти в клуб или в кино. А если к Назлы?» Он встал с кровати и подошел к окну На улице падал снег. «Чем бы заняться?» — пробормотал он, сел на стул и наугад раскрыл газету «Предвыборная кампания в разгаре. В Анкару с дружественным визитом прибыл премьер-министр Болгарии Георгий Кесоиванов». Омер отложил газету, снова пробормотал: «Чем бы заняться?» — и прошелся по комнате. Потом решил спуститься в холл на первом этаже отеля.

Он жил здесь уже полгода. Отель был расположен в Улусе, постояльцами его были по большей части депутаты меджлиса и прибывшие в столицу по делам коммерсанты. Сейчас он был почти пуст — меджлис в связи с предстоящими в конце марта выборами ушел на каникулы в конце января. Ни в коридоре, ни на лестнице никого не было, если не считать задремавшего на стуле гарсона. Омер задумался, не выпить ли, отказался от этой идеи и вошел в холл, или, как говорили некоторые, в лобби.

Каждый день из проведенных в Анкаре шести месяцев Омер размышлял, как бы провести время, и каждый же день — впрочем, в последнее время через день — виделся с Назлы. Дата свадьбы была наконец назначена на конец апреля, но ни уезжать в Стамбул, ни заниматься приготовлениями к свадьбе не хотелось. Из-за этого они с Назлы накануне слегка поругались, но об этом думать тоже не хотелось. В холле, обычно заполненном депутатами и коммерсантами, сейчас не было никого, кроме старика с газетой в углу и чего-то ожидающей в окружении чемоданов семьи. Делать здесь было нечего, отвлечься не получилось бы. Выпивать днем Омер не любил, так что, пройдясь по холлу, вернулся в свой номер и снова стал размышлять, куда бы пойти.