Джевдет-бей и сыновья

Мухиттин пожал руку Осману. Потом осведомился у Рефика и Омера, как они поживают, уселся в кресло, стоящее в углу взял со стола газету и принялся ее листать.

— Пожалуй, оставлю я молодежь наедине, — сказал Осман. Уже подойдя к двери, он остановился и спросил Мухиттина: — Как поживает твой сборник стихов?

— Спасибо, неплохо, — пробормотал тот.

— Да, оставлю-ка я вас наедине. Вы теперь инженеры, а мама так никем и не стала. — Он еще раз усмехнулся и осторожно прикрыл за собой дверь.

— Что случилось? — спросил Омер. — Почему ты нынче такой смурной?

— Ты же знаешь, я его недолюбливаю, — кивнул Мухиттин в сторону двери. — Или забыл? Ты, Рефик, не обижаешься на меня за то, что я так говорю?

— Нет, что ты!

— Кстати, а что вы обо мне говорили, пока меня не было?

— Да так, ничего особенного. Вспоминали старые шутки, — сказал Омер.

Замолчали. Никому не хотелось говорить. Слышны были голоса снизу и тиканье часов, стоящих у двери.

— Ох уж эти радости семейной жизни… — протянул Мухиттин. Встал с кресла, снял очки и начал протирать их платком.

— Ты их тоже недолюбливаешь? — спросил Омер.

— Даже и не знаю, что сказать. Не пойму: то ли любить, то ли ненавидеть.

Омер, улыбаясь, подошел к Мухиттину.

— Я тебя понимаю, — сказал он, положив руку другу на плечо. Поскольку он был намного выше Мухиттина, выглядело это так, как будто старший брат утешает младшего.

— Омер немного рассказал о себе, — сказал Рефик.

Мухиттин снова сел в кресло и надел очки.

— И что же ты рассказывал?

— Давай поговорим об этом как-нибудь потом.

— Хорошо. К тому же я сейчас надолго не задержусь. Мне нужно ехать в Бейоглу, я обещал. Зашел на минутку, чтобы тебя повидать.

— Все еще ездишь в Бейоглу, а? — спросил Омер. Он думал, что друг в ответ улыбнется, но тот не стал ни улыбаться, ни делать смущенный или лукавый вид — нахмурился и посмотрел строго.

Тут открылась дверь, и на пороге снова появилась горничная с подносом в руках. На подносе стояли три чашки с чаем.

— А я тебя видела, негодник ты этакий, — укоризненно сказала Эмине-ханым Мухиттину. — Сразу сюда убежал!

Увидев хмурое выражение на лице у Рефика, она больше не стала ничего говорить, взяла пустые чашки и ушла.

— Я не стал заходить на нижний этаж, — извиняющимся голосом сказал Мухиттин. — Увидел, что там гости…

— Когда будем уходить, зайдем туда вместе, — предложил Омер.

Снова замолчали, прислушиваясь к голосам внизу.

— А еще о чем говорили? — спросил Мухиттин.

— Ну, я немного рассказал о своих планах и идеях. А Рефик говорил о супружеской жизни. Точнее…

— Да-да, об этом мы и говорили, — перебил Омера Рефик. Сейчас, однако, при словах о супружеской жизни на лице у него появилась счастливая, беспечная улыбка.

— Женитьба сделала его очень смирным и благоразумным, — кивнул Мухиттин в сторону Рефика.

— Да он всегда таким был, — рассмеялся Омер.

Усмехнулся и Мухиттин:

— Это правда, но сейчас он стал еще более благоразумным, чем был.

Рефик посмеялся вместе с друзьями, но ощутил при этом какое-то смутное чувство вины. Потом Мухиттин начал рассказывать, как встретил по дороге одного своего школьного приятеля — из тех людей, которые словно специально созданы, чтобы другие могли над ними посмеяться. Затем начали вспоминать студенческую жизнь и еще больше развеселились.

Омер взял газету, которую только что листал Мухиттин.

— Гляньте, что пишут: «Вчера на площади Таксим произошло столкновение между трамваем и каретой, принадлежащей адвокату Дженапу Сорару. Карете причинен незначительный ущерб. Жертв нет». Узнаю Турцию! Английская газета такую, с позволения сказать, новость…

— Ты, выходит, теперь тоже, как некоторые, стал считать Турцию захолустьем? — внезапно перебил его Мухиттин. — Эту заметку напечатали, потому что в последнее время было много аварий, связанных с трамваями!

— Нет, он Турцию считает не захолустьем, а бесхозной страной, ждущей завоевателя, — вставил Рефик.

— Да нет, друзья, ну что вы такое говорите, — пробормотал Омер. — Ладно, мне пора. Ты ведь тоже пойдешь, Мухиттин?

Спускаясь по лестнице, они встретили Перихан. Рефик заметил, что жена покраснела, а друзья тоже как будто смутились.

Фуат-бей с семьей уже уехали. Джевдет-бей, сидевший, по обыкновению, в кресле, обрадовался, увидев молодых людей, и стал так настойчиво уговаривать их посидеть с ним немного, что пришлось согласиться.

— Ну что, куда теперь собираетесь? — спросил Джевдет-бей. — Развлекаться?

— Они-то уезжают, а я останусь, — сказал Рефик.

— Понятное дело. Ты теперь женатый человек. А вы, интересно, куда направляетесь? В Бейоглу бываете?

— Бываю время от времени, — сказал Мухиттин.

— Ишь, проказник! Слишком-то не увлекайся. Я в молодости совсем нигде не бывал. Сейчас думаю: надо было пожить в свое время, погулять! Но семья и дело важнее, не правда ли? Ты сейчас где работаешь?

— В строительной компании.

— Молодец, хвалю! А ты, Омер, не засиживайся, ищи скорее работу. Здесь не Европа. Здесь все по-другому…

— Я знаю, эфенди, — сказал Омер, поднимаясь.

Джевдет-бей, протягивая ему руку для поцелуя, проворчал: