Джихад одинокого туриста

– У машин трое. Похоже – опытные. У блоков – Сирхаб и три долбо… – резюмировал я, переключаясь на подходы. От седловины заросшая первобытным кустарником местность спускалась к дороге, переходя в каменистую впадину меж склоном и дорожной насыпью. От нас до поста было где-то метров сто – сто двадцать. Я задумался. Выходило не очень – стрелять с гребня – далековато для дробовика. Переться всей толпой в канаву – тоже не айс. Хрустнут, вякнут, пернут. Да и зачем? Дробовик – один. Из «РПГ» лучше засадить отсюда – все на ладони и почти недалеко. Разделяемся?

– Отсюда в ящик попадешь? – толкнул я локтем ярославца.

– Легко, – воодушевился тот.

Ну-ну. У меня оставались сомнения, но с камрадами я решил не делиться. Дело не в меткости Ивана. Слишком много «но». План «висел на соплях», походя на спонтанный гоп-стоп, сляпанный на скорую руку. Поголовье неопытных дуралеев сокращалось с каждым часом. Не стать бы следующими…

Ладно. Будем надеяться на лучшее. И легендарный русский авось…

– Держи бинокль. Как подойдем вплотную – стреляй в ящик. Все, компаньерос, мы пошли, – я хлопнул Сашку по плечу, предлагая подняться.

– А я? – обиделся бух.

– Будешь охранять нашу гаубицу. С ножом. Майкл, серьезно – на хрена всем подставляться?

– Ни пуха, парни. Сирхабку оставьте.

– Как выйдет.

Обойдя возвышенность, мы с Сашей вышли к нижней точке впадины, оказавшись в длинном желобе. Слева нависала дорожная насыпь, справа – облепленный кустарником склон. Пройдя по усеянному мусором, каменистому дну, мы подошли под пост. Шум подъезжающей машины заставил переглянуться.

– Мать! – вскарабкавшись вверх, я прильнул к щели меж отбойником и дорогой. Кого принесло? Судя по всему – патруль. Суки! Ведь еще и дня не прошло, а уже ездят!

Сирхаб, завидев машину, встал, заткнув мельницу. Соучастники безделья сгрудились за говоруном. Ковырятель и его боевые друзья оторвались от своих дел, неприветливо-вопросительно поглядев на прибывших. Водила высунулся в окно, пропев-пролаяв не по-русски. Трое бывалых без особой охоты оторвались от своих дел и пошли к нему – похоже, намечался разговор.

Отползая вниз, я замахал руками своим – отбой! Кажется, меня неправильно поняли – над кустами выросла фигура с трубой. Дикими глазами я глянул на Сашу.

Наверху хлопнуло и пыхнуло дымом. Проклятая ракета, пронзительно шурша, пронеслась над головой. Я примкнул к дорожному ограждению, зажмурясь. Куда палил ярославский баран? В покинутый ящик?

Взрыв, визг. Ярославец отбомбился.

Ставки сделаны, вскрываем прикуп. Во рту пересохло. Выкинув все из головы, я высунулся из-за отбойника. Опа, джокер! Иван «положил» гранату в салон, раскрывшийся дымной розой. Патруль стал небесным. Двое оглушенных или раненых ворочались на бетоне. Хрен разберешь, да и на хрен надо. Третий орал, сжимая руками окровавленное лицо. Сирхабова команда молча пялилась на пострадавших, кажется, думая, что это авария, а они – невинные свидетели. Разочарование будет жестким. Их говорливый лидер, зажмурясь, тянул лапы вверх.

Мое появление прошло незамеченным – у людей хватало дел. Пора объявляться. Дробовик грохнул, отшвырнув орущего к изувеченной машине. Дядя заткнулся. Шестеро живых замерли. Лежачие, встрепенувшись и наклав на болячки, смотрели оценивающе. Стоячие – ошалело. Сирхаб предпочел не смотреть. Вольному – воля.

– Сирхаб, – позвал я, передергивая цевье, – скажи всем не дергаться.

Сирхаб разжмурил один глаз и, узнав, опять зажмурил, начиная словесный понос. Кажется, он был неубедителен – один из лежачих, закончив с оценкой ситуации, дернулся. Палец сжался, и приклад вторично долбанул в плечо. Из асфальта вышибло крошку, из дерганого – розовые брызги. Я приподнял бровь, начиная проникаться теплыми чувствами к двенадцатому калибру – новая пушка не оставляла подранков.

Второй застыл, кося темным глазом, – от небытия его отделял миллиметр свободного хода курка. Убедившись – «не светит», глядящий демонстративно скрестил жилистые руки на затылке. При взгляде на медленное и плавное движение этих рук по затылку пробежал холодок – таким текучим движением почесывается пантера. Зверюга опасна. Но без формального повода рука не поднялась – наверно, я недостаточно озверел за сутки. Не сводя с него глаз и ствола, я перелез через ограду, поинтересовавшись у стоячих:

– Жить хотите?

Сирхаб перешел на русский:

– Нестреляйтенестреляйте…

Троица, догнав по контексту, закивала.

Покосившись в их сторону, я скомандовал:

– Отошли, – и позвал: – Саша!

Терминатор с тесаком появился за отбойником. Лежащий посмотрел на нож, на дробовик. В глазах проявилось понимание, чуть погодя – досада. Он понял. Проводив взглядом Сашу, швырнувшего в кусты нож и направившегося к брошенному оружию, мужик поморщился и, кажется, сплюнул.

Бросив Саше:

– Присмотри тут, – я неторопливо направился к «опасному», косящему из-под локтя бешеным взглядом. Пора заняться неприятным.