Джихад одинокого туриста

Мулла кончил досрочно – напевный голос сменился фырканьем двигателя. Над забором поднялась непонятная металлическая конструкция.

Я сделал шаг вниз.

Металлическая хрень поднялась выше, оказавшись верхним краем кузова. Грохот катящихся булыжников. Опустевший кузов скрылся за забором, и самосвал затих. Напевный голос возобновил речитатив, временами переходя на визг, местами едва не срываясь в истерику – похоже, достопочтенного переполняло негодование.

Может, митинг? Заинтригованный до предела, я перебрался на крышу. И оставляя вдавленные следы пуговиц и локтей на мягком битуме, дополз до толстой мачты телеантенны. Осторожно глянул из-за нее. На ближнем краю бульвара расположилось около сотни человек, поодаль замер утихший самосвал. Меж ними высилась приличная куча булыжников, наваленная последним. И что тут за хрень? Строим новый мир?

На работяг толпа не походила. Десяток бородачей в черном, при оружии. Несколько десятков явных горожан. И оратор – плотный дядя с козлиной бородой, в сопровождении симпатичной девки и пары охранников. Бородач напевно назидал, «черные» блюли порядок, гражданские внимали. Я разглядывал.

Говорящий тыкнул пальцем в девку и продолжительно заверещал. Та виновато потупилась. Плохо дала? Вглядевшись в мадам, я понял, дело серьезнее, чем выглядит. Бледное лицо, дорожки потекшей туши под глазами – подруга босса не ходит с такой мордой. Да и охранники скорее походили на конвой.

Говорящий снова зажурчал, повышая тональность. Голосом он владел неплохо. Теперь он вопрошал. И девку, и толпу. Толпа угрюмо молчала, девка вжимала голову в плечи. Борода повернулся к бабе. Звук оплеухи был слышен даже отсюда. Оратор сплюнул и торжественно провозгласил. Что именно – я, естественно, не понял.

Толпа зашевелилась. Десяток в черной форме взяли оружие на изготовку, и горожане застыли, словно политые жидким азотом. По знаку бородача из грузовика выпрыгнули двое. Вытащив из-под кузова пару лопат, они принялись сноровисто копать яму на газоне. Мелькали руки, летел чернозем. Отрыв поясной окопчик, землекопы тормознули. Конвой столкнул девку в яму, и лопаты замелькали опять. Три минуты спустя девка высилась живым монументом, вкопанная в газон по пояс.

Охрана, убедившись, что подсудимая не смоется, присоединилась к боевикам. Перестроившись, они образовали живой коридор. Исламский пастор воззвал к толпе, в заключение тыкнув сперва в кучу камней, потом – в девку. До жирафа стало доходить. О таком я слышал. Вот только видеть – не довелось.

Горожане не рвались наказывать отступницу. И не имея возможности покинуть улицу, тихо перемещались в задние ряды. Мулла глядел на маневры статистов с легкой усмешкой. Я понимал почему – при наличии ствола чье-то нежелание – дело поправимое.

Так и есть. Святой отец рявкнул. Затворы клацнули. И толпа потянулась разбирать камни. А я – быстро прикидывать, что можно сделать.

Ничего. Пистолет и граната против двенадцати стволов.

Пока я думал, на бульваре началось. Первого отказавшегося просто отхреначили. Второй метнул. Но – не попал. Судья неодобрительно покачал головой и предложил повторить. Ближайший боец за нравственность в черном с нехорошей улыбкой протянул метателю второй камень. Взмах, крик жертвы. Попал. Охранник одобрительно кивнул. И удержав метателя, сделавшего попытку уйти, повелительным жестом предложил остальным присоединяться. Народ замялся. Демонстративное поглаживание автомата, хмурый взгляд. И персональное приглашение пальцем. Овцы смирились – толпу проняло.

И пошло. Первые камни шли как попало – попадал один из трех. Потом народ приноровился. И вошел во вкус. Азартные выкрики бросающих, тошнотворные звуки попадания в цель. И отчаянные, исполненные боли женские вопли.

Я сполз с крыши. Картинка исчезла. Но остался звук. В нерешительности походив по двору, я приставил стремянку к дальнему забору, намереваясь «свалить». Но поднявшись на первую ступеньку, остановился – крики девки перешли в скулящий вой. Сойдя с лестницы, я перебежал двор и сделал единственное, что мог, – швырнул гранату через ограду. На кого бог пошлет. И помчался к стремянке. Рвануло прямо в воздухе.

Я перемахнул в соседний двор, вытянул лестницу и кинул ее у забора, укрывшись за пыльным боком припаркованной машины. На бульваре заполошно орали и стреляли. Судя по перемещавшемуся визгу – народ разбегался. Опустившись на колени, я лег и до половины засунулся под малолитражку. Не поместившееся прикрыл свернутый в бухту садовый шланг, валявшийся неподалеку. И, вытащив пистолет, я принялся ждать.

Кто-то с воплями промчался мимо ворот. Потом еще. И еще. Слушая удаляющийся топот, я ждал. Смолкла стрельба. Рявкнул, заводясь, самосвал. Звук отъезжающей машины затих, погрузив квартал в тишину. Я слушал ее пару минут. Лязг со стороны ворот. Спина похолодела. Скрип калитки, тяжелое дыхание нескольких человек. Взгляд на пистолет в своей руке – что предпочитаешь? Пуля, камни? Шорох заставил сердце подпрыгнуть и зачастить. Задерживая дыхание, я уронил голову на горячий бетон и скосил глаза – в калитке стояли две пары ног. Ой!