Джим Моррисон после смерти

Там опять была Сэмпл, теперь уже без бюстгальтера. Она стояла на четвереньках на кровати. Невзирая на головную боль, Джим свесился с кровати, чтобы собрать побольше снимков. В результате у него получился очень подробный, хотя и не очень последовательный, фоторепортаж о событиях прошлой ночи, который наглядно доказывал, что в постели у Сэмпл Макферсон нет вообще никаких комплексов. Вот она наклонилась вперёд, являя камере свою совершённую задницу. Вот, в одних чулках и туфлях, исступлённо мастурбирует перед камерой, широко расставив ноги в лучших традициях фотографической порнографии. Вот Сэмпл Макферсон только в одном чулке, руки связаны за спиной другим, во рту – кляп из шёлкового шарфа, силится выбраться из этих импровизированных пут. Вот, закрыв глаза, с упоением облизывает… Джиму оставалось лишь предположить, что это была его собственная мошонка. Он тихонько присвистнул, на миг забыв даже про головную боль:

– Ну, ты даёшь, девочка! Я, наверное, держал камеру в вытянутой руке, чтобы снять в таком ракурсе.

Джим перебрал оставшиеся фотографии и увидел, что на многих из них присутствует и сам. Надо думать, его снимала Сэмпл. Вот он яростно мастурбирует, закрыв глаза, – волосы падают на лицо, скрывая гримасу божественной муки. Вот, снятый сверху, стоит на коленях перед Сэмпл и целует ей туфлю. Ещё один снимок на вытянутой руке – Джим сосёт Сэмпл грудь. Была там и серия фотографий, где Джим и Сэмпл были засняты вместе, переплетённые в страстных объятиях, так что подчас было сложно понять, где чьи руки и где чья плоть. Джим так и не сообразил, как были сделаны эти снимки. Либо они с Сэмпл ставили камеру на автосъемку, либо тут был кто-то третий. Вот опять Сэмпл: полуодетая, сидит с ногами в большом мягком кресле, которого в данный момент в номере не было, в руках у неё – фотокамера. Получается, их было две. Но откуда взялась вторая? Да и первая тоже, уж если на то пошло. Продолжая рассматривать фотографии, Джим наткнулся на снимки по-настоящему авантюрные. Вот они с Сэмпл, почти голышом, в коридоре отеля и даже в лифте, возбуждённые возможностью разоблачения. Ну, в смысле, что кто-нибудь их увидит. В таком непотребном виде.

Джим сложил снимки в стопку и задумчиво отложил их в сторону. Судя по ним, у них с Сэмпл был не просто скоренький перепихон по пьяни. Нет, тут было другое. Затяжные любовные игры – замысловатые, страстные и достаточно разнообразные. И он должен был это запомнить. Ну хотя бы частично.

– Тогда почему я вообще ничего, на хрен, не помню?

И тут на него снизошло озарение: его юнгианский кошмар – это был никакой не сон. Обрывки смутных воспоминаний стали складываться в единую картину. Он был в казино; Лола предупредила его, чтобы он уходил; потом Доктор Укол похитил его злостным образом и устроил ему принудительную экскурсию по иллюзиям, которая завершилась каким-то неясным сияющим вихрем на острове странных богов и пронзительно яркого света. Может быть, всё, что у них было с Сэмпл, – это просто очередная иллюзия… хотя, насколько Джим понимал в иллюзиях, галлюцинацию невозможно заснять на плёнку. Разве что он и сейчас пребывал в иллюзии…

– Эй, погоди! – осадил себя Джим, поняв, что как-то уж чересчур разогнался. Он прикурил ещё одну сигарету, надеясь, что это поможет ему успокоиться и собраться с мыслями. Чтобы справиться со всеми этими парадоксами и общей растерянностью, ему нужно больше, чем виски на пару глотков, что ещё оставалось в бутылке. Ему нужно кофе. Ему нужна «Кровавая Мэри». Ему нужно позвонить в обслуживание номеров. Ему нужно выяснить, что это вообще за отель.

Джим потянулся к чёрному телефону на тумбочке – старой модели с наборным диском, – но не успел снять трубку, как телефон оглушительно зазвонил. Джим вздрогнул и в страхе уставился на аппарат, словно это был единокровный брат той гремучей змеи с картины на чёрном бархате. Он глубоко затянулся »Пэлл-Мэллом», чтобы успокоить расшалившиеся нервишки, и поднял трубку:

– Алло?

– Джим?

– Да, наверное.

– Что с тобой?!

– Это кто?

– Это я.

– Сэмпл?

– А кто ещё, на хрен? У тебя всё в порядке?

– У меня жуткий бодун.

– Неудивительно.

– Слушай, можно задать тебе странный вопрос?

– Думаю, после того как мы с тобой почти неделю не вылезали из номера, всячески предаваясь разврату во всех его проявлениях, ты можешь спросить меня о чём угодно. Мы даже фотокамеры заказали, чтобы нам принесли.

– Где я?

Сэмпл оглянулась через плечо и обвела взглядом фойе отеля сквозь стекло телефонной будки старой конструкции, с раздвижными дверями. Две зачуханные проститутки и какой-то убогий нарк, дожидавшиеся своей очереди позвонить, раздражённо поглядывали на неё. Сэмпл вздохнула. И чего это Моррисона вдруг пробило остановиться в такой дыре – наверное, в самом задрипанном из всех отелей в Аду? Нарка явно ломало, и он рвался скорей позвонить своему дилеру; у шлюх тоже были свои неотложные телефонные дела. И Сэмпл вовсе не собиралась потакать Джиму, пребывающему в прострации, вызванной, надо думать, чрезмерным потреблением алкоголя.

– Мы в Аду, идиот. А ты думал где?

– В Аду?