Джими Хендрикс, история брата

Нас разместили в огромном ангаре на военно–воздушной базе МакКорд, но о своём назначении узнаёшь только, как говорится, уже в море. Буду ли я руководить орудийным расчётом? Или танком? А, может быть, меня определят в войска связи? Позволить армии решать твою судьбу? Нет уж, решил я и сам позаботился о своём снаряжении. По инструкции нам положено три гранаты. Я взял себе шесть. Положено 2 сотни патронов, я прибрал к рукам четыре. Если уж я решил идти в бой, я пойду полностью запакованный. Итак, посмотрите на меня, на мне двойной комплект гранат, двойной комплект боеприпасов, одна винтовка М16, один 10–дюймовый нож и один пистолет 45 калибра. Вот теперь я готов к путешествию.

Получив снаряжение, наш взвод оставили ждать в ангаре базы МакКорд. Затем мы ещё ждали некоторое время. Мы сменили наши койки на нары в этом душном ангаре и через два месяца мы всё ещё не получили приказа на дислокацию. Ожидание было мучительно и всё что я хотел, это побыстрее попасть во Вьетнам и заняться тем, к чему, как мы предполагали, нас готовили. Наш взвод был готов к отправке. Мы все уже давно были готовы. Прошла ещё неделя, за ней другая. От командования были слышны те же самые известия: в нас пока не нуждаются, мы в резерве. Но однажды, кажется, это был полдень, пришёл приказ всех нас построить на большой сбор. На плацу кроме нашего взвода было ещё не менее десяти тысяч солдат, полковники, майоры и ещё какие–то высокие чины. Прошла перекличка, как если бы мы были огромными карточками лото, только вместо возгласа: "Бинго!" нам ничего не оставалась как стать, как говориться, "земледавами". Вот тебе и на, вот тебе и Вьетнам, приехали!

— Солдаты, — обратился к нам главнокомандующий, — мы получили приказ оставаться здесь ещё некоторое время до того, как вас вернут на ваши базы для дальнейшего прохождения службы.

Все мы с облегчением вздохнули. До этого мы стояли убитые реальностью момента. И тут мы все взорвались, начали кричать во всю мощь своих лёгких и бросать свои каски в воздух. Многие даже упали на колени и стали молиться и благодарить Иисуса. Нам сохранили жизнь и будем, по–видимому, отосланы обратно в Форт—Льюис.

Армейское командование не знало, что делать с нами, потому что база была полностью укомплектована. То время, которое я провёл за решёткой в Форт–Льюисе, мне не засчитывалось, так что у меня было ещё предостаточно времени, чтобы послужить Отечеству.

Когда я получил известие, что брат снова будет давать концерт в родном городе (в Колизее 23 мая 1969 года), я тут же подал рапорт с просьбой об увольнении, чтобы увидеться с братом. Полковые мундиры были тоже оповещены, что Джими приезжает в Сиэтл с концертом и дали мне понять, что не намереваются награждать меня увольнительной. Когда я получил назад свой рапорт с пометкой "отказать", я достиг пика разочарования и стал выражать своё недовольство любым доступным мне способом. Военные на это отреагировали по–своему и другого они придумать не могли, как устроить мне бессрочную вахту на КП, а за одно и мести двор. Думаете, им удалось сломить мою волю и сделать из меня хорошего солдата? Не сработало. И чем больше они ставили мне преград, тем сильнее во мне было желание победить. Я не собирался позволить им уложить меня на обе лопатки.

И неважно, каких усилий мне это стоило, но они не продвинулись ни на дюйм. Возможно даже моё упорство в просьбе об увольнительной, только разозлило их ещё больше. Один лейтенант даже однажды среди ночи поднял меня и, приказав выйти из палатки, избил.

— Я сделаю всё, Хендрикс, чтобы тебя не было в армии! — визжал он. — Ты считаешь себя большой шишкой? Ты не большая шишка, ты мерзкий ублюдок!

После этого случая я не мог больше разрешать себе терпеть ни физического, ни морального унижения со стороны военных. Но думаю, всё же не это послужило главной причиной, а то, что я не желал упустить возможность ещё раз увидеться с братом. Ни словом, ни делом армия не могла остановить меня в желании воссоединиться с Джими, когда он приедет в наш город. Итак, взвесив все за и против, я принял стремительное решение: если армия не даёт мне увольнительную, то у меня не остаётся альтернативы, как идти в самоволку.

За несколько дней до прибытия Джими я сменил свою апатию на гражданское платье, запаковал все свои вещи в небольшую спортивную сумку и, как это делал и прежде, направился прямо через главные ворота к стоянке такси. Как только передо мной открылась дверца такси, я, бросив сумку рядом с собой, плюхнулся на заднее сиденье. В окне я увидел, как армейский грузовик, прогромыхав за нами, остановился перед воротами базы. Я смотрел на всех этих солдат, бежавших строем через весь плац под проливным дождём. Их речёвка была еле слышна, но я хорошо знал, о чём она была. Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул из себя отравленный воздух базы.

— Куда едем, дружище? — спросил шофёр, глядя на меня через зеркальце заднего вида.

— Сиэтл, — ответил я. — 7954 по Сиворд–Парк–Авеню.