Джими Хендрикс, история брата

Такси увозило меня на север по шоссе номер пять и я вдруг почувствовал, как громадный груз свалился с моих плеч. Не то чтобы я не сомневался насчёт неминуемой расплаты моим действиям, не было таким уж редким явлением среди солдат, как сбегать в самоволку, я постоянно слышал рассказы об этом. Ну, посадят на пару недель в карцер. К этому я уже привык. Я бывал там прежде и определённо побываю там снова не один раз. Это же не то, чтобы оказаться вдруг перед огневой позицией врага. Оглядываясь назад, можно подумать, что я мыслил тогда достаточно примитивно, но это помогало мне правильно судить мои действия.

Отец был сильно удивлён, увидев меня в дверях дома:

— Что ты здесь делаешь, сынок?

— Я в увольнительной, отец. Всё нормально.

У отца не было причин сомневаться в том, что я ему сказал, поэтому он был рад видеть меня дома. Через несколько дней отросли волосы и я отпустил усы. Было такое чувство, что мне всё причудилось и я никогда не был в армии. Чем чёрт не шутит, может же такое произойти, что они забудут обо мне. Всё возможно.

На следующий день в город прилетел Джими и, точно также как в его первый приезд домой, мы встретили его в аэропорту и оттеснили от него назойливых репортёров и возбуждённых поклонников. Отец, Джун, Жени и я отвезли его домой, чтобы он смог хоть немного побыть среди родных и дать отдохнуть своей пружине перед вечерним концертом в Колизее. По поведению Джими мне было видно, что обвинение, которое ему предъявили тремя неделями ранее в Торонто, нервировало его, но никто из нас не стал ничего расспрашивать об этом инциденте, чтобы лишне его не беспокоить. Из газет я понял, что арестовывать его не собирались, не имело смысла. Обвинили его в ввозе в Канаду героина, который сами, как я считаю, и подбросили. Если бы в рапорте было сказано, что они задержали его с LSD или с мешком травы, или даже, может быть, с маленьким пакетиком кокаина, это прошло бы мимо внимания масс. Но героин, героин есть и был максимальным злом и определённо не мог не повлечь за собой шквал газетных заголовков. И если правительство задалось бы целью повернуть общественное мнение против Джими, лучше чем обнаружить героин в его личных вещах, оно не могло придумать. И я бы оказался последним мерзавцем, если бы это было первое, о чём я бы спросил, когда он ступил с трапа самолёта. Более всего ему было необходимо отдохнуть и прийти в себя в кругу семьи.

И как всегда, его менеджеры наблюдали за каждым нашим шагом. Джерри и Майк не видели меня несколько месяцев с того времени, в Лос–Анжелесе, но я не заметил в них никаких изменений по отношению ко мне, похоже, они вообще были недовольны не только моим существованием, но и тем, что у Джими оказались родственники.

В Колизее Джими вышел на сцену в тёмно–оранжевых обтягивающих бархатных штанах и золотистой блузе. В какой–то момент мне показалось, что это шаровая молния, а не мой брат. Где–то уже в конце выступления, Джими резко присел и штаны сзади лопнули. Тут же на сцену выбежал один из роуди, держа в руках флаг конфедератов. Так что последние два номера он отыграл опоясанный знаменем революции. Я вообще удивлялся, как его сценическая одежда выдерживала так долго. Бархат и сатин, из которого она была сшита, очень непрочны, и его экспрессия была выше предела возможностей этих тканей. Под софитам одежда его выглядела великолепно, но в деле она оказывалась совсем недолговечной, поэтому обычно такую одежду я называю временным гардеробом.

Сцена Колизея с огромным стеклянным куполом вращалась, стеной лил дождь, а молнии сверкали одна за одной, создавая сверхъестественный фон. Но что–то сломалось, сцена остановилась и музыканты оказались лицом только перед частью слушателей. Почти в тот же момент остальные, которые оказались сзади, повскакивали со своих мест в поисках лучшего обзора. Но люди перед сценой стояли настолько плотно, что им было не пробиться.

После концерта Джерри отвёз всех нас в гостиницу Шервуд–Инн, находящуюся в Ю-районе Сиэтла, в забронированный за Джими номер. Когда разговор зашёл о дальнейших его планах, Джими рассказал мне, что после концерта на Гавайях будет в Нью–Йорке, где продолжит запись для нового альбома. Я почувствовал, что он полностью уже был готов сменить не только музыкальное направление, но и поменять стиль всей своей жизни. К этому времени он был уже уделан Экспириенсом и сыт по горло своими менеджерами, манипулирующими им в каждую секунду и управляющими его делами по своему усмотрению. Мне было приятно видеть, что он, наконец, задумался о себе.

— Эти деловые кошары каждый новый день заставляют меня подписывать какие–то бумаги, — пожаловался мне Джими. — Я же хочу только одного — сконцентрироваться на своей музыке, но это становится всё труднее. Я надеюсь скоро избавиться от этих парней и начать своё личное путешествие — новая группа, новый менеджмент. У меня будет своя студия и я собираюсь основать свою собственную граммофонную компанию.