Джими Хендрикс. Предательство

Её молодой муж был американским гражданином, выросшим в Ванкувере и поселившимся в Сиэтле несколькими годами ранее, незадолго до того, как решил попытать счастье среди боксёров наилегчайшего веса в городских соревнованиях "Золотая перчатка". Отец Эла, Росс Хендрикс родился в штате Огайо и работал в Чикаго полицейским, но затем неожиданно для всех всё поменял и оказался в театральной труппе, играющей водевили, рабочим сцены. Он взял в жёны одну из танцовщиц, Нору Мур, дочь чероки и ирландца. Нора и Росс Хендриксы решили бросить бродяжнический образ жизни и осесть в Ванкувере. Очень быстро у них родились друг за другом два сына и дочь. Последним их ребёнком стал Джеймс Аллен Хендрикс, всем известный как Эл.

Поскольку его образование ограничилось семью классами, и он не мог стать квалифицированным служащим, Эл полностью отдался своему увлечению — танцам, унаследовав от своей матери умение заработать несколько долларов на танцевальных состязаниях. Его специализацией стали степ, джиттербаг и сольные импровизации.

Несмотря на то, что позже Эл посвятил всего себя тому, что называл "наиважнейшим семейным шоу–бизнесом", подростком он работал официантом в том ресторане, в котором на кухне работала Мама Нора, после того как покинула труппу.

Когда они с Люсиль поженились, у Эла, по крайней мере, было три общих черты со своей 16–летней женой: оба были младшими детьми в своих семьях, оба любили танцевать и, наконец, оба ждали своего первого ребёнка. Но не прошло и нескольких дней после свадьбы 31 марта 1942 года, Эл поцеловал Люсиль на прощанье и ушёл в армию. Его послали более чем за полторы тысячи миль от родного дома, сначала в Оклахому, затем в Джорджию.

Люсиль было всего семнадцать, когда 27 ноября 1942 года она родила своего первого сына, Джонни. Родила в доме Дороти Хардинг, лучшей подруги Долорес, сестры Люсиль. Родственники и друзья часто шутили над тем, как такие двое коротышек могли родить такого милого ребёнка с такими длинными ножками и ручками.

Но в воспитании ребёнка было уже не до шуток, а Люсиль ещё не готова была к превращению в мать из школьницы. Из–за неразберихи в армейских бумагах, она не получала денег от Эла. К тому же, вскоре после рождения Джонни от сердечной недостаточности умер Престон Джетер. В результате Кларис изводили денежные проблемы. Она любила ребёнка Люсиль, но заботиться о нём и одновременно работать пять дней в неделю она не могла. Кларис и её дочь Долорес очень беспокоило благополучие Джонни — он челноком курсировал между родственниками, друзьями и даже полностью незнакомыми людьми, которые иногда жили даже за пределами Сиэтла. Проходили недели за неделями, и Джонни не мог знать заранее кого "зарядят" следующим — выражение, которое вскоре прилипло к нему. То он спал на подушках, то в корзине, то в кроватях с чужими людьми. Настоящая детская кроватка оказалась для Джонни большой роскошью, а Люсиль то всплывала, то исчезала из жизни Джонни, но он обожал "маму" — даже если эта юная мать заботилась о нём всего несколько дней.

Когда ему было два с половиной года, его бабушка Кларис впервые взяла его в церковь. Но вскоре она тяжело заболела и все думали, что она скоро умрёт, и из Калифорнии в Сиэтл приехала её сестра. Она сразу же была очарована маленьким Джонни. Это была счастливая встреча и, хотя он забыл её имя, он никогда не мог забыть её самою. Она добровольно вызвалась заботиться о мальчике и в это неспокойное военное время увезла его к себе в Беркли в Калифорнию. Люсиль не возражала.

Джонни теперь жил в достаточно милом доме с верандой, расположенном всего в нескольких кварталах от университетского городка. Окружённый любовью, он чувствовал себя там в безопасности и рос под тёплыми заботливыми лучами этой женщины, которая решила спасти его, не говоря уже о заботе, которые проявили по отношению к нему её старшая дочь, которой в то время было около двенадцати, и двое соседских весёлых подростков. Позже он вспоминал, как он выучился читать и с нетерпением каждый раз ждал окончания, что бы скорее начать новую книжку. За время этой счастливой передышки от опасностей, подстерегающих его в Сиэтле, запас слов Джонни рос с невероятной скоростью.

— Они звали меня не иначе, как маленький болтун, — смеясь, рассказывал он мне, с любовью вспоминая те далёкие времена.