Джими Хендрикс. Предательство

— Ты связалась с наркоманом? — поинтересовались мои коллеги.

— Нет, у меня нет причин назвать Хендрикса наркоманом, — сказала я, — но если это правда, я ни в каком случае больше с ним не буду встречаться.

Я такой человек, который доверяет только фактам, но в этот раз я самонадеянно думала, что произошла какая–то нелепая ошибка. Время от времени по телеграфу мы получали противоречивые известия.

Версию тяжёлых наркотиков я отвергла сразу. Многие из моих знакомых, которые сидели на дозе, говорили мне, что героин — это такая черта, откуда не возвращаются. Простое слово, но с ним не шутят, говорили они. Меньше двух месяцев до этого я с трудом выдержала интервью с одним популярным ведущим, он сидел на смаке, как мне позже сказал его менеджер, так он курил одну сигарету за другой, что называется паравозиком, обжигая при этом кончики пальцев. Разочарованная, если не сказать больше — шокированная, я не могла дождаться, чтобы скорее покинуть его кабинет, бормоча: "Спасибо, что уделили мне время!"

В лос–анжелесских газетах не печатали ничего об аресте Хендрикса, но вскоре я получила по внутренней связи известие от одного нашего лондонского сотрудника ЮПИ, в котором говорилось, что в Лондоне ходят упорные слухи, что кому–то было очень выгодно, чтобы у Хендрикса нашли героин, но кто и зачем это было сделано — остаётся тайной.

В моих глазах Хендрикс — талантливый и очень приятный молодой человек, на долю которого выпало слишком много горя и страдания. Почти каждый из музыкантов, которых я знала, употребляли кое–какие наркотики, но ни с одним из них я не стала бы поддерживать отношения, если бы они стали баловаться тяжёлыми наркотиками, не было бы исключения и для Хендрикса.

Через две недели, в выходные, мы всей семьёй, как делаем это несколько раз в году, ехали за сто миль от Лос–Анжелеса в местечко Ла–Хойю, курортный посёлок на берегу океана. Ведущий местной радиостанции, захлёбываясь от возбуждения, делился известием, что Опыты Джими Хендрикса будут играть в этот вечер на Спортивной арене в Сан–Диего. Я знала, что они всё ещё гастролируют, но не представляла даже, в какой части страны они могли бы находиться.

Итак, мы устроились на месте, и я отправилась дальше всего за двадцать миль. Погода в этот субботний вечер была чудесная — солнечная и нежаркая. Я думала, что ещё рано и Опыты ещё не успели приехать, и поехала прямо в арену узнать, остались ли ещё билеты. Но вот, удача, только я подъехала, как увидела на гостиничной парковке ярко раскрашенный грузовик с их оборудованием и улыбающегося водителя, машущего мне рукой:

— Привет, любовь моя. Рад тебя снова видеть!

Это был один из роуди Опытов. Рядом стояли Ноэл и Мич и широко улыбались, завидев меня.

Это не бутылочка с жёлтой крышкой?

Джими, пытаясь укрыться от вечернего солнца, завесил шторы и стоял у гладильной доски, натягивая джинсы и разглядывая шёлковое, расписанное цветами кимоно. Вид у него был серьёзен, и чувствовалось, что к разговору он был не расположен.

— Я совершенно без сил, — произнёс он. — Слишком долгий переезд.

— Тебе бы немного отдохнуть, — ответила я, пытаясь намёком пригласить его к себе. — Я собираюсь вернуться в Ла–Хойю пообедать.

Я поднялась со своего кресла:

— Увидимся на концерте.

— Извини за грубость, но сядь обратно, прошу тебя.

Он попытался изобразить что–то вроде улыбки, но лицо не слушалось, брови нахмурились и улыбка растворилась на уставшем лице. Я села и стала наблюдать, как он бережно гладит свою сатиновую рубашку, которую планировал надеть на выступление.

— Недавно, — начала я, — я слышала нечто и это сильно меня удивило, но я была так занята, что всё вылетело у меня из головы. Это правда, что вас задержали на Канадской таможне?

Джими опалил меня своим взглядом:

— Нет, не всех нас, — сказал он. — Это меня арестовали.

Его голос дрожал от унижения.

— Что я бы ни делал, — продолжил он, — героин не среди них. Я боюсь уколов. Я с детства их боюсь. Полагаю, наркотики могут забавлять. Я встречал настоящих наркоманов. Валяющихся по трущобам Нью–Йорка. Это вовсе не весело. Гм… я знаю людей, кто сидит на героине.

В отчаянии он рассматривал рубашку, местами дотрагиваясь до неё свистящим утюгом. Затем он её расправил и аккуратно повесил в шкаф, выключил утюг и вызывающе произнёс:

— Меня раздели, и я стоял там голый в досмотровой. Они искали на моём теле следы от иглы!

От напряжения у него брызнули слёзы.

— Проклятье! — Хендрикс направился в ванную и вытер лицо полотенцем.

Пока он приводил себя в порядок, я вспомнила… Несколько недель назад, когда мы мучились вдвоём над интервью, краем уха я слышала… и звук этого голоса снова всплыл в моей голове. Кто–то был рядом и что–то держал в руках. Кто? Что? Долгими тренировками у репортёров обычно вырабатывается боковая память на разговоры, а у меня ещё и от рождения хорошая память, которая часто выручала при моей работе.

— Я хочу задать тебе один вопрос, что нашли у тебя таможенники…

Он сделал резкое движение и оборвал меня на полуслове:

— Я не намерен говорить об этом.